III Международный форум
«Россия и Ибероамерика: в глобализирующемся мире: история и современность»
Санкт-Петербург, 2-4 октября 2017 г.

Секция «Геополитическое видение в Латинской Америке: персоналии, школы, теории и их развитие»

2 октября 2017 г.

В рамках III Международного форума «Россия и Ибероамерика в глобализирующемся мире: история и современность», прошедшего в Санкт-Петербургском государственном университете, участники проекта организовали секцию «Геополитическое видение в Латинской Америке: персоналии, школы, теории и их развитие». Модератором заседания выступил к.полит.н., с.н.с. ИЛА РАН Александр Шинкаренко.

Название секции не случайно было заявлено довольно широко, приглашая участников посмотреть на развитие внешней проекции политических процессов в регионе с помощью геополитического терминологического аппарата. Намеренно не был ограничен список стран в регионе, для того чтобы расширить тот, над которым работает исследовательская группа ученых ИЛА РАН в рамках проекта РФФИ (РГНФ) № 15-37-01216 «Латиноамериканские геополитические коды: влияние на формирование внешнеполитической и внешнеэкономической стратегии поведения стран региона в полицентричной мировой системе и построение долгосрочных отношений с Российской Федерацией».

Вторым увеличением спектра для возможного выбора объекта доклада для участников стало предпочтение, отданное нами в пользу термина геополитическое видение. Задавая потенциальную область поиска, мы предложили участникам поговорить о теории региональной геополитики, формировании и развитии национальных школ, оригинальных геополитических концепциях. Помимо традиционных подходов классической геополитики было любопытно выделить новаторские черты критической геополитики, а также региональную специфику геополитики постмодерна (зеленая геополитика и геополитика «четвертого мира»).

Участники секции из российских и зарубежных исследовательских центров подробнее остановились на следующих вопросах: рассмотрели в ключе классической геополитики геополитические кодексы малых и крупных сил в регионе (А.Е. Проценко (Россия) «Геополитика больших и малых игроков (Мексика и Центральная Америка)»), взаимосвязь континентализма и геополитики (А. Риварола Пунтиглиано (Швеция) «Континентализм в латиноамериканской геополитической мысли»), а также историю создания национальной идеи и особой роли в мировой политике для регионального центра силы (Е. Шитова (Россия) «Приход к власти военных: концепт Бразилии как великой державы»). Критическому подходу в геополитике следовали выступления, посвященные: моделям развития стран, построенным вокруг природной ренты (А.А. Шинкаренко (Россия) «Зеленая геополитика» и неоэкстрактивизм в Латинской Америке»), или вокруг военного бюджета, оборонительной политики или погони за местом на мировом рынке вооружения ( Т. Русакова (Россия) «Влияние военно-технической политики на геополитическую стратегию Аргентины»), а также использованию «экологической карты» как части своего имиджа лидера в регионе ( Н. Соловьев (Россия) «Роль и место концепции «Голубой Амазонии» в проекте Бразилии как «великой державы»). Ниже приводим тезисы докладов участников. Полные версии статей докладов публикуются организаторами Третьего международного форума.

К.полит.н., с.н.с. А.Е. Проценко, Институт Латинской Америки РАН, Россия
Геополитика больших и малых игроков (Мексика и Центральная Америка)

Идея этой работы возникла в ходе дискуссии на круглом столе в ноябре 2015 г. в ИЛА РАН. Тогда один из блоков вопросов прозвучал следующим образом: «У всех ли стран есть геополитика? Все ли ее могут себе позволить или же она остается прерогативой только крупнейших государств и сильнейших игроков в системе международных отношений? Нужна ли геополитика Центральной Америке?».

Постановка этих вопросов подобным образом показательна сама по себе. В первую очередь, она говорит о том, что они были заданы с точки зрения исследователей политологов и международников, опирающихся на парадигму политического реализма. Во-вторых, наблюдается двойной скепсис, направленный, как в адрес геополитики, так и в адрес Центральной Америки. Происходит экстраполяция знаменитой максимы Фукидида, гласящей «сильный делает то, что хочет, слабый терпит то, что должен», в область геополитики, намекая на то, что малые игроки и регионы в системе ограничены до такой степени, что обладают не только меньшими ресурсами и финансовыми резервами, но и могут быть лишенными ряда знаний.

Стремясь ответить на эти вопросы, начать придется с определения геополитики и геополитического видения. С момента введения в оборот в начале ХХ в. термин претерпевает значительные изменения, отражающие его эволюцию и постепенное перевоплощение из одиночного понятия и концепции в самостоятельную синтетическую дисциплину. В обобщенном виде этот путь можно представить следующим образом. В его начале геополитика подразумевала географическую обусловленность политики государств в международном пространстве. Важным элементом этого определения стало его позитивистское восприятие, когда закономерности естественных наук оказались перенесены и применены в общественных науках. Геополитику это коснулось в восприятии государства, как единого консолидированного биологического организма. В современный период, дисциплина критической геополитики начала с изучения внешней политики путем анализа политического дискурса. Позднее она стала расширяться и представила собой комплексный подход, подразумевающий двухмерное изучение политических процессов в их пространственном измерении, при котором, уровень государств остается по-прежнему важным, но не исключительным. Современный этап развития геополитики отражает и обогащается за счет усложнения его двух уровней переменных: и области политического, и области пространственного. Постпозитивистская геополитика отходит от биологического восприятия государства и переключается к изучению его с точки зрения изучения силы. В этом случае, релевантным становятся все те вариации силы, с которым мы сегодня знакомы: мягкая сила, жесткая сила, умная сила и т.д. Пространство также существенно изменилось, и уже давно не сугубо физическая категория. Во-первых, сказывается виртуализация и дигитализация (мир цифровых данных), во-вторых, гораздо больший интерес исследователей вызывают не сами процессы и структуры, а механизмы, побуждающие и создающие их. Таким образом, геополитика представляет собой сегодня и самостоятельную дисциплину, и тип анализа, применяемый к внешнеполитическому в пространстве. Помимо этого необходимыми для этой работы стали термины геополитического видения и геополитической культуры. Геополитическое видение как «набор политических представлений о соотношении между различными элементами политического в пространстве» лежит в основе образа страны, формирующегося у ее населения. В исторической перспективе весь опыт взаимодействия страны в определенных физических границах с внешним миром за этими пределами, а также корпус ролей в мире, которые она играла – составляют ее геополитическую культуру.

Эволюция дисциплины в методологическом плане, тем не менее, продолжила сохранять пространственный «европоцентризм», что привело к возникновению критики внутри нее самой. В первую очередь это касалось изучения геополитической культуры и геополитического видения за пределами традиционных и исторических центров силы.

Латиноамериканская геополитическая культура обладает рядом специфических характеристик. Когда мы выбираем одно из названий для обозначения континента, региона или субрегиона, мы уже начинаем говорить на языке геополитики. Таким образом, мы определяем и задаем общий признак, объединяющий какую-то географическую территорию. Центральная Америка получила свое название в середине 40-х годов ХХ века. Немецкий антрополог Пауль Кирхгофф занимался изучением традиций коренных народов и обратил внимание на общности в культурах ряда стран. На основании этих общностей он предложил использовать термин Мезоамерика (Месоамерика), что в переводе с греческого означает «срединная Америка», который в русском языке получил устойчивую форму в виде Центральная Америка.

В первую очередь подчеркнем, что у доколумбовых цивилизаций существовало свое достаточно оригинальное восприятие пространства, внешнего мира, формирования и расширения государства. Центральная Америка в этом смысле родственна Мексике в силу того, что культура майя была распространена на территории современных южных мексиканских штатов и таких государств как Белиз, Гватемала, Гондурас, Сальвадор и Никарагуа.

Отталкиваясь от положения, что современный мир представляет собой открытую систему, составленную из ее крупных мировых игроков и локальных региональных и субрегиональных сил, находящихся в постоянном балансировании сил, отметим, что важным моментом является влияние на результат, как крупных сил (сверху), так и меньших сил (снизу). В таком усложнении системы проявляется полицентричный современный глобализирующийся мир.

Воспользуемся закономерностью ТМО и применим ее к геополитике. Эта закономерность, подмеченная аргентинцем К. Эскуде, получила название «периферийный реализм». Если ее сформулировать вкратце, то она означает, что у средних и малых сил в системе МО есть свой кодекс поведения, позволяющий им, если не добиться всего желаемого, то стремиться избежать максимально нежелательного, следуя определенным правилам отношений с сильнейшими игроками в системе.

Исторически у стран Центральной Америки присутствовало свое геополитическое видение, которое развилось в современности и воплотилось в центральноамериканском интеграционном процессе. Остановимся на предпосылках создания ЦАОР, отразившего стратегии пространственного поведения стран субрегиона в биполярной и постбиполярной мировой системе.

Помимо этого, остановимся отдельно на сотрудничестве, складывающемся между Мексикой и странами региона, в частности, отдельное внимание уделим проекту «ППП» (План Пуэбла Панама), позднее переименованном в План Месоамерика.

Геополитическое значение этого проекта, а также модель поведения между Центральной Америкой и Мексикой, которые схематически представляют геополитику крупных и малых игроков, проследим через исследования мексиканского профессора Альберто Роча.

Насколько геополитика интересна самим жителям Центральной Америки можно судить на примере двух работ. Первая из них принадлежит Х. Луису Эскобару, директору по учебной части национальной полиции Панамы, в которой он (2017) исследует отношения Панамы с Китаем через оптику геостратегического анализа. Вторая работа, написанная в соавторстве Д. Капплс и И. Лариос (2005), основана на методах критической геополитики, с помощью которой анализируются выборы 2001 г. в Никарагуа.

Резюмируя, остановимся на выводах. Во-первых, в регионах за пределами традиционных центров сил присутствует геополитическое видение и существует собственная геополитическая культура. В Центральной Америке мы встречаемся с наследием преиспанской протогеополитики со своими оригинальными представлениями о пространстве, внешнем мире и взаимодействии с ним. Во-вторых, сами центральноамериканские государства интересуются геополитикой и оперируют как классическим ее подходом, так и критическим. В-третьих, у них сформировался свой специфический геополитический код (кодекс), который предполагает определенное поведение в межамериканской подсистеме международных отношений. В-четвертых, не согласимся, что геополитические кодексы и своя геополитика свойственна исключительно крупным игрокам системы. Без сомнения, малые силы не претендуют на построение схем «мирового владычества», тем не менее, некоторые из них, как например Панама, подчеркивают свою исключительную роль для субрегиона, региона и континента, основываясь на обладании исключительным географическим свойством (канал на территории государства, связывает Северную Америку с Южной и судоходные пути из Тихого океана в Атлантический).

Др. Андрес Риварола Пунтиглиано, Университет Стокгольма, Швеция
Континентализм в латиноамериканской геополитической мысли

Целью работы стало стремление проследить истоки идеи континентализма в Латинской Америке, а также выделить ее связь с геополитической мыслью. Для начала определим, каким образом взаимосвязаны две определения, характеризующие большие пространства. Речь идет о континенте и о регионе. Отметим, что континент подразумевает больший географический охват, в силу чего иногда синонимичен «мировому острову».

Несмотря на тот факт, что сам термин континент представляет собой достаточно старую идею, понятие континентализма, в сравнении с ним, является относительно молодым. У ряда стран Старого света сложился этот особенный вид континентального мышления.

Когда речь заходит о континентализме и геополитике, традиционно первые возникающие ассоциации связаны с северной Европой, США и Великобританией, тем не менее, континентальное мышление явно присутствовало у монархий Иберийского полуострова, позднее распространивших его на свои территории в Латинской Америке.

Начало континентальной проекции в общественно-политической мысли Америки было положено Америго Виспуччи (1454-1512), который обозначил новую большую территорию, а Мартином Вальдземюллер, нанес ее на карту мира в 1507 году. Возникло специальное слово для обозначения открытых территорий – Новый свет.

Важным политическим событием для Иберийских империй стал Тордесильясский договор 1494 года, приведший к тому, что Мадрид и Лиссабон стали контролировать большую часть американского континента, включая океанические пути через Тихий океан к испанским колониям на Филиппинах, а также через Атлантический океан к португальским владениям в Африке и южному маршруту в Индию. Еще одним ключевым элементом, способствовавшим тому, чтобы континентальный подход использовался чаще, нежели национальный, стала общая политика католической церкви на территории континента, включая британские и французские колониальные владения.

Следующим крупным событием стала доктрина Монро, оказавшее огромное влияние на консолидацию континента. Идея континентализма получила мощное развитие во время Национальных освободительных войн. Одним из наиболее известных глашатаев континентализма был венесуэлец Франсиско де Миранда (1750-1816), ратовавший за создание союза бывших испанских колоний в Америке в форме конфедерации Испано-Американских государств, союза «людей Колумбова континента» и предлагавший собраться на «континентальный конгресс» на Панамском перешейке. Позднее подобную идею озвучивал Симон Боливар (1783-1830), который сподвигнул молодые американские государства собраться на Амфиктионический Конгресс в Панаме в 1826 году. В дальнейшем в истории региона неоднократно будет возникать идея континентального единства, а ряд крупных имен в общественно-политической мысли превзойдет локальный национальный уровень, превратившись в маяки в общеконтинентальном смысле (например, Х.Э. Родо или Х. Марти).

Идея континентализма непосредственным образом связана с геополитикой. Взаимосвязь обнаруживается сразу, на наш взгляд, ее можно проследить, начиная с работ испанского дипломата Х. Бадия Малагриды. В дальнейшем мы неоднократно встречаем ее в работах Х.Д. Перона, Абелардо Рамоса, генерала Х. Е. Гульямели. Одним из первых, кто проанализировал латиноамериканскую интеграцию, применяя геополитическую терминологию, стал полковник Хосе Фелипе Марини в 1987 году. Среди современных течений отметим уругвайских геополитиков Бернардо Бернардо Куалиотти де Белис и Альберто Метол Ферре, предложивших идею «континентального государства» (2009 год).

Резюмируем, что идея континентализма уходит корнями в историю политических процессов в Латинской Америке. Она тесно связана с геополитикой. Континентальное видение нередко превалировало над национальным измерением.

А.В. Корольков, Т.Ю. Русакова, Центр изучения кризисного общества, Россия
«Влияние военно-технической политики на геополитическую стратегию Аргентины»

Несмотря на кардинальное изменение международной обстановки (прекращение глобального военного противостояния, рост региональных конфликтов), происшедшее в последние годы, одним из главных направлений в военно-технической политике ряда стран, в том числе и Аргентины, продолжает оставаться повышение качественных характеристик средств вооруженной борьбы, внедрение перспективных технологий во вновь создаваемые и модернизируемые образцы вооружений.

На сегодняшний день Аргентина существенно отстает в вопросах вооружений, особенно на фоне усиления позиций соседей по региону: Чили, у которой самые обученные и современные вооруженные силы на континенте, и Бразилии, претендующей на роль одной из мировых держав, превратившейся в заметного экспортера вооружений. Аргентина остро нуждается в кардинальном обновлении и модернизации вооружения и военной техники, а также в возрождении собственной военной промышленности и новых технологиях. До недавнего времени с учетом непростой экономической ситуации оборонный бюджет Аргентины был рассчитан в основном на подготовку и содержание личного состава, а не на закупку вооружений. Правительство М. Макри поставило задачу создать новые, хорошо экипированные вооруженные силы, что в перспективе усилит военный потенциал Аргентины и будет способствовать реализации ее национальных интересов.

Однако после смены власти в стране в конце 2015 г. ситуация не сильно изменилась. Новый президент и его партия до сих пор не смогли найти средства даже на элементарное обновление парка военной техники. Несмотря на то, что правительство согласно бюджету на 2018 г. планирует закупки вооружений, военно-техническая политика Аргентины в ближайшее время будет направлена в основном на поддержание внутреннего порядка в стране. Предполагается рациональным закупать виды вооружений, которые позволят контролировать воздушное пространство и остановить транзит наркотиков через территорию страны. Для перехвата самолетов Cessna, перевозящих кокаин, не нужны современные истребители, а для контроля над транзитом через аргентинские порты тех же наркотиков в Африку или напрямую в Европу не требуются подводные лодки.

Поэтому в настоящее время, ни о каких планах «вернуть Мальвины» или построить армию региональной державы больше не может быть и речи. В Аргентине армия будет формироваться по колумбийскому принципу - региональных сил безопасности, которые борются с партизанами и организованной преступностью.

К.полит.н. с.н.с. А.А. Шинкаренко, Институт Латинской Америки РАН, Россия
«Зеленая» геополитка и неоэкстрактивизм в Латинской Америке

Дискуссии о так называемой «зеленой» геополитике, где экология, а также проблемы связанные с ней, становятся факторами, формирующими геополитическое видение, стали вестись с 60 гг. ХХ века. Все они приводили к размышлениям о текущей модели развития. В свою очередь изменение социально-политических реалий латиноамериканского общества способствовало поиску альтернативной парадигмы, став объектом пристального внимания, как в академических кругах континента, так и среди гражданских активистов. Данный процесс нередко сводится к дискуссиям о сущности неоэкстрактивистской модели, экономика которой основана на чрезмерной эксплуатации природных богатств. Это губительно воздействует на состояние окружающей среды в районах неоэкстрактивистских изысканий. Противодействие подобным тенденциям со стороны новых социальных движений Латинской Америки, в частности в Эквадоре и Боливии, стало частью так называемой «зеленой» геополитики, как закономерной реакции на расширение добычи полезных ископаемых в регионе, обозначив, тем самым, «эко-территориальный сдвиг». Он, по мнению аргентинского социолога М. Свампы, используется при описании нового цикла протестной активности, которая фокусируется на таких категориях, как земля, окружающая среда, модели развития и др., что спровоцировано появлением обновленной парадигмы капиталистического господства в Латинской Америке.

В свою очередь это позволило местным сообществам влиять на дискуссии по вопросам климатических изменений и альтернативных моделей развития. Так, уругвайский журналист Рауль Зибеки утверждает, что подобные кампании свидетельствуют о зарождении «нового цикла борьбы, которая вдохнет жизнь в новые антисистемные движения. Последние, в свою очередь, будучи более радикально настроенными по отношению к капитализму, ставят под сомнение теории зависимого развития. При этом они придерживаются концепции Buen Vivir как принципиального этического и политического ориентира».

Стоит отметить, что под термином «неоэкстрактивизм» зарубежные исследователи понимают модель экономического развития, которая была взята на вооружение в начале XXI века в ряде государств Латинской Америки. Так, подобно конвенциональному экстрактивизму, неоэкстрактивизм ориентирован на экономику, основанную на добыче полезных ископаемых, где государство играет более значимую роль, нежели частные компании. Это может отражаться на проценте, отчисляемом в государственный бюджет от экстрактивистской деятельности. Часть от этой суммы идет на реализацию социальных программ, способствующих формированию социальной базы сторонников данных режимов. Тот факт, что к этой дефиниции добавилась приставка «нео» было обусловлено многими факторами социального развития региона. Несомненно, важную роль в этом процессе играет участие местных крестьян, общин автохтонных жителей Амазонии. На территориях горной и нефтяной добычи происходит увеличение численности полицейского и военного контингента, что является тревожным знаком для местного населения.

Обсуждение проблем, связанных с моделью развития в обществе, где добыча полезных ископаемых остается основой экономики, не утихают в странах Латинской Америки до сих пор. Данный процесс принимает новые формы, вовлекая все новых участников. Также в повестке дня сохраняется резонный вопрос - насколько левые правительства, в частности, в Боливии, Венесуэле и Эквадоре оказались успешны в реализации заявленных целей? В частности, стоит отметить, что экс-президент Р. Корреа (2007-2017) и неоэкстрактивистская политика его администрации вступили в противоречие с собственной официальной риторикой. Как выразился эквадорский философ Д. Кортес, «президентский «sumak kawsay» (Buen Vivir) принес нам не новую парадигму развития, а лишь очередное средство легитимизации политики агрессивного экстрактивизма и новую тактику власти».

Справедливости ради заметим, что многие противники конкретных проектов не выступают за закрытие всех добывающих отраслей. В местных сообществах, объединенных проблемами неоэкстрактивизма, наблюдаются различные точки зрения. Наиболее активные критики данной парадигмы в Латинской Америке, среди которых уругвайский исследователь Э. Гудинас и боливийский интеллектуал Р. Прада признают, что следует разграничить между собой «хищнический», «разумный» и «необходимый» экстрактивизм. В то же время предложения возможной альтернативы предполагают создание предприятий в сфере экотуризма, лесозаготовки или мелкомасштабную разработку месторождений, которые бы удовлетворяли потребности местного населения и привлекали инвестиции. Однако ни один из подобных бизнес-проектов не позволил пока покончить с социальной исключенностью так же, как они не являются жизнеспособной альтернативой для подавляющей части местного населения.

Н.М. Соловьев, магистрант МГИМО (У), Россия
Роль и место концепции «Голубой Амазонии» в великодержавном проекте Бразилии

На протяжении большей части своей истории Бразилия была страной, обращенной внутрь себя и внутрь южноамериканского региона. Это обусловлено относительной слабостью государства большую часть существования и необходимостью развивать обширные незаселенные территории в глубине континента. Однако существенные изменения произошли с приходом к власти Лулы Инасио да Силва. Являясь левоцентристом и одним из ярчайших примеров «левого поворота» в регионе, он изменил как внутреннюю, так и внешнюю политику государства.

«Голубая Амазония» - это территория, составленная исключительной экономической зоной и континентальным шельфом, где Бразилия по Конвенции ООН по морскому праву от 1982 г. пользуется особыми суверенными правами. Ее общая территория достигает 4,5 млн км2.

Необходимо иметь в виду, что Бразилии рано или поздно пришлось бы усиливать безопасность на территории своей исключительной экономической зоны хотя бы по тому, что в Южной Атлантике нет страны с более протяженной береговой линией, 90% внешней торговли осуществляется по морским путям, а на шельфе производится до 80% нефти. А с учетом того, что на бразильском шельфе происходят открытия новых месторождений практически каждый год, можно предположить, что относительная доля нефти, добываемой в бассейне Амазонки, продолжит снижаться. В этом отношении очень важно открытие в 2007 г. обширных сверхглубоководных месторождений на удалении до 300 километров от берегов, что серьезно усложняет логистику бесперебойных поставок нефти на континент в случае военных действий.

Высокая привязанность Бразилии к нефтяным и газовым месторождениям на море и практически тотальная зависимость внешней торговли от безопасности морских маршрутов означает крайне низкую защищенность Бразилии в случае морской войны с морской державой, превосходящей это латиноамериканское государство по уровню оснащенности и количеству боевых кораблей в военно-морском флоте. Иначе говоря, военно-политическому руководству Бразилии не только пришло осознание необходимости развивать военно-морской флот, но и понимание, что в отдаленной перспективе он может действительно понадобиться из-за а) открытия обширных месторождений нефти и газа б) возрастающей важности пресной воды и того факта, что Бразилия обладает 12% общемировых запасов этого ресурса.

Бразильское командование исходит из концепции оборонительного реализма необходимости защиты территории, где страна имеет суверенные права в условиях, когда возрастает риск развития международного пиратства, а многие государства, включая наиболее влиятельные, демонстрируют избирательный подход к выполнению норм и принципов международного права. Именно поэтому разрабатываются стратегии ведения ассиметричной войны с государством или коалицией государств, обладающей превосходством по военным возможностям, пусть такой сценарий рассматривается только в отдаленной перспективе.

Для Бразилии на одной чаше весов лежит модернизация и увеличения ВМФ, стимулирование добывающей и высокотехнологичной промышленности и укрепление национальной безопасности. На другой же – высокая вероятность быть втянутой в гонку вооружений с государствами, которые кратно ее превосходят и в экономическом, и в военном аспекте. В этих реалиях бразильскому военно-политическому истэблишменту необходимо стараться не выходить за рамки предварительно определенных размеров увеличения военных возможностей. Военный компонент в великодержавном статусе является, пожалуй, одним из самых важных, и именно с ним Бразилия традиционно имеет самые крупные проблемы. Полноценное выполнение целей защиты «Голубой Амазонии» и параллельная модернизация сухопутных войск помогут существенно улучшить положение в этом отношении.

Е. Н. Шитова, исследователь, Россия.
Приход к власти военных: концепт Бразилии как великой державы

В 1964 г. в Бразилии приходят к власти военные. Под предлогом коммунистической угрозы и сближения с США разрабатывается определенная идеология противостояния. Именно в то время разрабатывается и внедряется Концепт Бразилия - великая держава.

Бразильский исследователь и геополитик Шигеноли Майамото создает собственную периодизацию национальной школы, в которой называет этот период четвертым в бразильской геополитике. Этот период “характеризуется приходом к власти военных, когда основные исследования были сфокусированы не только на безопасности и развитии, но и на попытке показать, что страна находится в процессе преобразования в Великую державу”. В период Военной диктатуры мечта о “Бразилии - великой державе” следовала рука об руку с антикоммунистической идеологией. Геополитике отводилась значительная роль при формировании принципов по руководству и развитию страны.

Голбери ду Коуто и Силва, по мнению многих бразильских авторов, признан одним из главных идеологов Высшей военной школы. Благодаря книге “Геополитика Бразилии” (Geopolítica do Brasil) именно ему нередко отдают лавры основателя бразильской геополитической школы, а сама книга послужила “фундаментальной опорой для политического мышления всего Южного конуса”. Его рекомендации и стратегии присоединения к глобальному Западу, послужили базой правого течения в проведении внешнеполитического курса Бразилии. Для него главным в определении геополитики были два основных понятия: пространства и позиции. Генерал известен как антикоммунист и “западник” (защита “западной цивилизации”) - идеи, которые проходят через все его труды. Особенно ярко они представлены в его классическом труде “Геополитика Бразилии”. Целая глава книги посвящена единству с западом (“Бразилия и защита Запада” ("O Brasil e a defesa do Ocidente")). В данной главе он определяет страну (Бразилию) как часть христианской цивилизации, находящейся изначально под угрозой со стороны ислама, а в дальнейшем и со стороны коммунизма. Обе угрозы, по его мнению, исходят от географического востока. Геополитик выступил с активной критикой нейтральной “третьей” позиции в контексте “холодной войны”. Он предложил тотальное присоединение Бразилии к “защите Запада” в условиях повсеместной угрозы коммунизма. С подобными идеями его поддержал другой бразильский генерал Карлос ди Мейра Матос.

Во времена военной диктатуры геополитика приобретает особую значимость для национального развития страны. В первую очередь, повышенное внимание было уделено национальной территории. Идеи Голбери ду Коуто и Силва оказали непосредственное влияние на принятие геополитических решений. Так, можно заметить явное сходство между идеями, высказанными им в книге “Геополитика Бразилии” в 1967 году и Планом национальной интеграции, проводимым военным правительством. Крупные инфраструктурные проекты развивались под влиянием его идей. Основные транспортные магистрали: BR-230 (Трансамазоника, 4 000 км - третья по протяженности транспортная артерия Бразилии), BR-163 (Гуиаба - Сантарем (из Санта-Катарины в Парану), 1780 км), BR-210 (Северный периметрал - из Амапа до Амазонской границы с Колумбией, 2454 км) и BR-319 (Манаус (штат Амазонас) - Порто-Велю (штат Рондония), 804 км) – все они проектировались под влиянием распространения теоретических разработок Голбери.