ДИСКУССИИ, ОБСУЖДЕНИЯ

Восходящие страны-гиганты на мировой сцене XXI века

(Продолжение. Начало см.: Латинская Америка, 2005, № 5)

А.В.ОСТРОВСКИЙ,
д-р экон. наук, заместитель директора Института Дальнего Востока РАН

Поднятая в главном докладе тема быстрого развития стран-гигантов, таких, как Китай, Индия, Бразилия, Россия, ЮАР, чрезвычайно актуальна, и материалы доклада позволяют получить представление об экономических перспективах этих государств в XXI в. Но как китаевед хотел бы в своем выступлении заострить внимание на некоторых проблемах, которые могут оказать серьезное влияние на поступательное движение китайской экономики.

По многим прогнозам, по экономическому потенциалу и уровню экономического развития к середине XXI в. КНР вполне может обогнать и США. Поэтому в комментариях к основному докладу экономику Китая целесообразно анализировать не по шести, а по семи факторам роста и разделить все-таки демографические и территориально-ресурсные факторы. В условиях Китая демографический фактор сам по себе, а территориально-ресурсный - сам по себе.

Хотелось бы рассмотреть эти факторы и показать, что на сегодняшний день представляет собой эта страна в демографическом плане. Сейчас она занимает первое место в мире по общей численности населения. Недавно было официально сообщено, что там уже насчитывается 1,3 млрд человек. И надо сказать, что власти продолжают предпринимать попытки по ограничению численности населения, поскольку еще в 80-е годы китайскими учеными было показано, что КНР располагает таким количеством природных ресурсов на своей территории, что они позволяют прокормить только 1,5 млрд человек. Если выйти за эти рамки, то возникнут очень серьезные угрозы обеспечения жизненных потребностей людей. Вместе с тем появляются уже и другие проблемы. В 70-е годы начала осуществляться политика ограничения рождаемости, и где-то к 2015-2020 гг. Китай столкнется с последствиями проводимой с 70-х годов политики однодетной семьи. Дело в том, что уже сегодня доля стариков в возрасте свыше 65 лет составляет более 7%. По оценкам, к 2015 г. этот показатель достигнет 10%, к 2025 г. выйдет за 15%. Коэффициент суммарной рождаемости ныне составляет 1,9 ребенка на женщину фертильного возраста, т.е. он не обеспечивает даже простое воспроизводство, и не ясно, кто будет кормить тех, кто переходит из категории трудоспособного населения в категорию пенсионеров.

Вторая проблема - это территория и природные ресурсы. Представленные в основном докладе таблицы дают достаточно ясную картину по всем странам, начиная от США и кончая ЮАР. Надо сказать, что Китай в основном обеспечен большинством природных ресурсов. Я лет десять назад считал, что там одна проблема - нехватка меди. На сегодняшний день, учитывая, какими быстрыми темпами развивается Китай, проявляется вторая проблема - нехватка энергоресурсов. В настоящее время Китай уже вынужден ежегодно импортировать более 80 млн т нефти, в дальнейшем эти темпы будут расти, и потребности страны в импорте нефти могут достичь 200 млн т в год. Надо сказать, что сейчас в существующих месторождениях Китая вроде бы нефть есть, с другой стороны, требуются достаточно серьезные инвестиции для того, чтобы, например, реанимировать месторождения нефти в западных районах Китая в провинции Цинхай и в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Таким образом, перед страной стоит проблема обеспечения энергоресурсами, хотя при этом Китай умудряется сдерживать цены на бензин. То есть цены за один литр бензина в КНР и России в апреле 2004 г., если пересчитать их в доллары, оказались примерно одинаковы, что весьма удивительно. Как же так: мы нефть экспортируем, Китай импортирует, а цены одинаковые? Налицо государственное регулирование, которое позволяет контролировать и соблюдать общегосударственные интересы, а не интересы китайских монополий.

Третий момент - экономический потенциал. Если брать показатели 2004 г., то они впечатляют. Прирост ВВП - 9,5% в год (первое место в мире), золотовалютные запасы - 609,9 млрд долл., объем внешней торговли - 1154,8 млрд долл. И на этом фоне рост объема российско-китайской торговли до 21 млрд долл. считается большим успехом. Но доля российско-китайской торговли в общем объеме торговли Китая неуклонно снижается. И будет снижаться дальше, поскольку на сегодняшний день не просматриваются серьезные резервы торгово-экономического сотрудничества. Это - либо крупные инвестиционные проекты, либо расширение торгово-экономических связей регионов.

Пока и то, и другое развивается достаточно слабо. У нас наращивание торгово-экономических отношений с Китаем идет по пути экспорта природных ресурсов и импорта китайских потребительских товаров либо по линии "Росвооружения". Крупные инфраструктурные проекты, которые позволили бы в разы увеличить объем взаимной торговли, отсутствуют, хотя шансы такие были. Это и проекты поставки турбогенераторов для плотины на реке Янцзы, и переброска электроэнергии в Китай, и поставки нефтепродуктов Ангарск - Дацин, и доставка газа из Томской области в Синьцзян и другие. Все вроде бы есть, протоколы о намерениях подписаны, а когда доходит до дела, то соглашение о строительстве нефтепровода в мае 2004 г. вместо России подписывает Казахстан...

Что касается собственно экономического потенциала Китая, то, конечно, с одной стороны, 9,5% роста в год - это прилично. С другой - сейчас идут огромные инвестиции в экономику Китая, и, как ни странно, возникла иная проблема, которая тоже удивительна: нехватка рабочих рук, особенно в приморских районах. При этом приморские и западные районы сейчас борются за рабочую силу из центрального Китая. И в этих условиях рассчитывать на то, что к нам из Китая придут работать 10 млн человек в течение нескольких лет - это в общем-то иллюзии.

Четвертый момент - военно-стратегический. Хотя Китай обладает сегодня ядерным оружием, тем не менее, его вооруженные силы - слабое звено, которое в настоящее время сдерживает китайские возможности к возвышению. На суше, на море и в воздухе китайская военная техника уступает современным образцам, находится приблизительно на уровне России и, конечно, значительно ниже американской. Китай не может ничего сделать с Тайванем. А сейчас тайваньская проблема - это главная внешнеполитическая проблема для Пекина, и пока он ее не решит, у него будут связаны руки как на Востоке, на Юго-Востоке, так и на Севере.

Пятый момент - это технологическое обновление промышленного парка. На сегодняшний день наблюдается наиболее значительное отставание по уровню технологического развития от развитых стран, хотя Китай делает все возможное, чтобы это отставание ликвидировать. В настоящее время в китайскую науку и технику привлекаются известные иностранные ученые, которым предлагаются очень высокие зарплаты, возраст при этом не ограничивается. В Китае в настоящее время помимо Академии наук имеется Академия общественных наук. Есть университеты, при которых работают лаборатории, куда направляются деньги из различных зарубежных и местных фондов и централизованные инвестиции. Действуют и многочисленные венчурные фонды или фонды риска. Одним из наиболее характерных примеров является запущенный еще в 1984 г. проект создания технопарка в северо-западной части Пекина между Пекинским и Народным университетами и Политехническим университетом Цинхуа, между их территориями, где сконцентрировано большое число компаний, производящих новые и высокие технологии. И надо сказать, что в эту и в другие зоны технико-экономического развития, в частности в Яньтай на Шаньдунском п-ове, уже устремились российские компании, и там, как они считают, более выгодно размещать производство и лаборатории, чем на территории России. Кроме того, в Китае с 80-х годов существуют так называемые "локальные планы". Это - план "Искра", который направлен на внедрение достижений науки и техники на уровне уездов и в сельской местности, план "Факел", нацеленный на внедрение достижений науки и техники в различные отрасли производства и другие. Недавно была проведена реформа Академии наук Китая. Ее цель - внедрение научных достижений в промышленное производство. И надо сказать, что в этом направлении уже есть определенные успехи, в частности, повысилась конкурентоспособность китайских товаров на мировом рынке.

Так, например, государственная компания "Хайер", производящая так называемую "белую технику" - холодильники, стиральные машины, кондиционеры, - уже вышла на рынок США и создала на американской территории свои филиалы, а всего она имеет их более чем в 30 странах мира, в том числе в ряде государств Латинской Америки. "Хайер" в значительной степени использует достижения тех наработок, которые получены в лабораториях технопарка в г. Циндао.

О шестом и седьмом направлениях я скажу коротко, потому что думаю, что В.В.Михеев, который является более крупным специалистом по данной теме, может рассказать больше. Но я выскажу свою точку зрения.

Одним из важных аспектов внешней политики Китая является формирование собственных зон влияния. В Юго-Восточной Азии у Китая была уже сформирована своя зона влияния в незапамятные времена, еще при Цинской империи. На сегодняшний день нужно говорить о других зонах укрепления влияния Китая.

Первое - страны, где проживают лица китайской национальности, хуацяо. Это по большей части государства Восточной Азии.

И второе - в последнее время довольно большое количество хуацяо обосновалось на территории США и Канады. Канадцы даже называют Ванкувер китайским городом, а в ряде округов США на Тихоокеанском побережье выходцы из Китая выигрывают выборы. Об этом не надо забывать. Большой объем внешней торговли Китая, более 1 трлн долл., в том числе и с США (это свыше 170 млрд долл.), тоже проходит через хуацяо. Зарубежные инвестиции КНР уже превышают 25 млрд долл.

Следует достаточно серьезно относиться к этим цифрам. Именно через хуацяо действуют различные совместные предприятия, создаются новые зоны влияния, происходит лоббирование интересов Пекина в правительствах различных государств. Как происходит это в странах Латинской Америки, наверное, в ИЛА знают лучше, чем в Институте Дальнего Востока. У нас об этом есть самые общие данные, полученные через китайскую прессу, но этим надо заниматься совместно. Эта тема - одна из наиболее интересных. А если вновь обратиться к Юго-Восточной Азии, то надо сказать, что в ряде стран китайцы через богатых хуацяо просто уже контролируют всю экономику, в частности в Таиланде, на Филиппинах. Такая же ситуация была и в Индонезии до кризиса 1998 г. То есть через соотечественников Пекин достаточно активно осуществляет свое влияние, скажем так, на лидеров этих стран, и при проведении внутренней и внешней политики они вынуждены учитывать интересы Китая.

Что касается претензий на формальное и неформальное участие в международной деятельности, то здесь надо конкретно смотреть, какие структуры создал Китай. Реально на сегодняшний день это образованная им в 1998 г. Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), плюс попытка сформировать треугольник Россия - Китай - Индия. Китай, правда, на первых порах довольно неохотно в этом участвовал, но сейчас действует активно. И Индия проявляет заинтересованность войти в ШОС. Второй проект - это АСЕАН + 3 (КНР, Япония, Южная Корея). При этом Китай неоднократно достаточно серьезно заявлял о том, что в Азиатско-Тихоокеанском регионе, учитывая складывающуюся ситуацию с долларом и то, что японская иена недостаточно прочная, не плохо было бы использовать юань как резервную валюту. И к этому сразу же необходимо добавить, что совсем недавно в Давосе директор Института экономики АН КНР Фань Ган заявил, что Китай делает все возможное, чтобы избежать давящего влияния американского доллара и попытаться каким-либо образом "отвязать" от него юань.

Все эти факты вместе взятые показывают, что Китай в настоящее время значительно усиливается на международной арене и будет усиливаться впредь. И бытовавшие в начале 90-х годов мнения о том, что Китай вот-вот развалится, что это - колосс на глиняных ногах, что это - груда песка, что его только ткни, и он развалится, были опровергнуты жизнью.

Поднебесная с каждым годом наращивает свою мощь, и, по моим личным оценкам, в ближайшие 10-15 лет будет развиваться дальше, а те вопросы, которые возникают по ходу дела, решаются китайским руководством. Будь то народонаселение, энергоносители, резкое социальное расслоение в обществе в ходе экономической реформы, создание групп интересов, преобразование форм собственности - все эти проблемы в Китае не так остры, как у нас. В России нерешенность этих вопросов сдерживает развитие, в Китае же находят выход, это работает, в конечном счете, на продвижение страны вперед, а не на ее откат назад.

В.В.МИХЕЕВ,
чл.-корр. РАН, заместитель директора Института Дальнего Востока РАН

Я хочу предложить вашему вниманию три блока вопросов.

Первое - это общие рассуждения по поводу доклада, второе - Китай, третье - Россия.

Мне кажется, что основной доклад очень интересный, в нем затронута актуальная тема. Сегодня на мировых рынках появились новые игроки. Они хотят играть более заметную роль в мировой политике, но, какая эта роль и как она может сказаться на уже известных игроках, в том числе и на России, пока не ясно. Ясно только то, что рассматриваемые нами сегодня страны относительно бедные, но очень большие, и что их совокупная мощь позволяет им рассчитывать на большее в глобальной экономике и политике. Это то, что их объединяет.

С другой стороны, эти страны расположены в разных регионах, у каждой свои проблемы, они являются конкурентами на мировых рынках товаров и капитала. Важно и то, что когда нескольких новых амбициозных игроков параллельно выходят на уже существующую международную площадку, то помимо тенденции их объединения существует еще и стремление занять место впереди другого. То есть, они видят друг в друге не столько опору, сколько конкурента в борьбе за место под солнцем.

С точки зрения глобальной экономики и политики, мне кажется, вот еще на что важно обратить внимание. Всем рассматриваемым нами странам требуются очень большие ресурсы для развития: энергетические, продовольственные, сырьевые. И одновременный быстрый рост такого количества столь больших стран создает огромное давление на глобальные энергетические и другие ресурсы, что может иметь негативные последствия с точки зрения ценовой динамики, с точки зрения дефицита и устойчивого развития, нанося удар экологической составляющей последнего. С другой стороны, эти страны представляют собой такие огромные нарождающиеся рынки, которые затягивают товары, производимые не только в них, но и в развитых государствах, такие своего рода "черные дыры" спроса. Это в свою очередь, по цепочке, создает давление на производителей в других странах, вызывая риски перепроизводства, и опять же увеличивает давление на глобальные ресурсы.

И вот эта общность, эта специфика больших стран, на мой взгляд, подталкивает к идее глобального управления. То есть феномен больших восходящих государств говорит в пользу того, что необходимо формировать и создавать действенные механизмы глобального управления экономикой и глобального управления процессом устойчивого развития с участием этих стран. Именно их феномен обостряет эту проблему в данный момент как раз из-за этого нового сверхдавления на ресурсы и на рынок.

Другой нюанс, более, скажем, прагматичный, заключается в том, что в этих странах появляются свои транснациональные корпорации. И эти ТНК обладают большими резервами, большими амбициями, но они выходят на поле, на котором уже действуют признанные ТНК. Это создает новый элемент в конкуренции на уровне крупного капитала, и если эта конкуренция не является сбалансированной, не происходит в компромиссной форме, то она может приводить к обострениям, к торговым войнам и к нехорошим политическим последствиям, причем как между группами развитых и восходящих стран, так и между самими этими восходящими странами. Это то, что я хотел сказать по первому вопросу, по докладу в целом.

Теперь, что касается Китая и его внешнего позиционирования. Андрей Владимирович очень хорошо представил нам картину того, с какими ресурсами Китай вступает в игру. И то, что мы здесь видим, опять же подчеркивает своевременность постановки темы в докладе. В последние два-три года проявились новые тенденции в международном поведении Китая, особенно отчетливо это стало заметно после прихода к власти нового руководства КНР, хотя и раньше эти тенденции просматривались. Я имею в виду явное стремление Китая поставить себя в международных отношениях в соответствии с его возросшей экономической мощью. Китай стал важным игроком на многих мировых рынках, в том числе на рынке углеводородов. В Китае рассматривается вопрос о формировании восточно-азиат-ского рынка углеводородов. И вот Китай хочет, опираясь на свои экономические достижения, играть более важную роль в создании новой архитектуры международной безопасности. Причем он хочет, чтобы его голос был слышен. И вот в этом контексте его главными партнерами и конкурентами одновременно, а также главной сферой его политических интересов являются не восходящие страны, а нынешние мировые лидеры - Соединенные Штаты, "восьмерка", НАТО, ЕС, Россия.

И еще один важный момент. Восхождение Китая сейчас происходит на фоне параллельного возвышения Японии, которая преследует те же цели: основываясь на своей большой экономической мощи, привести в соответствие этой мощи собственные международные политические позиции. Меняется многое в японском восприятии того, как относиться к использованию военного фактора в мировой политике и т.д. И эти две тенденции - политическое возвышение Китая на фоне возвышения Японии - порождают очень интересный мировой феномен: отношения конкуренции и партнерства Китая и Японии одновременно. В основе этого феномена лежит огромная взаимозависимость Китая и Японии. В прошлом году Китай стал главным торговым партнером Японии, обойдя США. Япония также является одним из основных торговых партнеров Китая. Эта экономическая взаимозависимость, несмотря на обостряющуюся политическую конкуренцию и конкуренцию за доступ к мировым энергоресурсам, определяет пределы ухудшения экономических взаимоотношений между этими странами.

И все же конкурентная борьба Китая и Японии нарастает. Борьба идет за доступ к энергоресурсам России, в Судане, Иране, Центральной Азии. Где-то конкурентные позиции лучше у Китая, где-то у Японии. То же самое происходит в отношении политики Китая и АСЕАН. В Китае провозглашена идея восточно-азиатской интеграции с участием АСЕАН, Китая, Японии, Южной Кореи. Параллельно идет процесс создания зон свободной торговли в формате АСЕАН - Китай, АСЕАН - Япония. Тактика разная. Китай делает ставку на диалог с АСЕАН и одновременно со всеми входящими в него странами, Япония идет прагматическим путем, "растаскивая" АСЕАН на двусторонние соглашения о зоне свободной торговли. Япония преуспевает здесь пока больше.

В Центральной Азии обратная ситуация. Япония обеспокоилась тем, что в рамках ШОС Китай может укрепить свои позиции и предпримет попытки войти в Центральную Азию и политически, и своим капиталом. И вот самое интересное - мы некоторое время назад обсуждали это с В.М.Давыдовым - превращение Китая в конкурента Японии как глобального инвестора. Сделанные в прошлом году Китаем предложения России об инвестировании 12 млрд долл. в течение какого-то периода времени уже подкреплены полускандальным событием, связанным с 6 млрд долл., которые пошли или не пошли на покупку "Юганскнефтегаза", но, тем не менее, 6 млрд уже были Китаем во что-то в России инвестированы. Латинской Америке, как мы тогда подсчитали, чуть ли не на 100 млрд даются обещания: Бразилии и Аргентине приблизительно по 20 млрд и т.д. То же самое в Центральной Азии - миллиардный торговый кредит выдан. Даже Северной Корее в последние два года Китай резко увеличил предоставление прямой помощи, а также помощи через товарные кредиты.

Этот феномен новой глобальной финансовой экспансии Китая ставит его в особое положение, отличное от других стран, относящихся к большим восходящим государствам.

Мой итоговый тезис состоит в том, что Китай объединяет с другими ВСГ то, с чего я начал, а именно: поглощение ресурсов, новое позиционирование на мировых рынках, создание экологической напряженности, напряженности в области обеспечения нефтью, газом и т.д. Объединяет стремление найти и занять свою нишу в мировой политике.

Но здесь у Китая есть преимущество: он начинает ускоряться, делает рывок по сравнению с другими. И самое главное состоит в том, что его основными оппонентами в этом процессе политического возвышения являются нынешние мировые лидеры. Китай хочет быть равным или почти равным Соединенным Штатам, России, если принимать во внимание военно-политический компонент, считая себя более сильным, чем другие восходящие страны, о которых мы говорили.

Теперь по поводу России. Знаете, может быть, я не прав, но мне кажется, что для нас было бы не выгодно, не эффективно, не рационально пытаться использовать фактор больших восходящих стран для того, чтобы завязывать какую-либо игру, чтобы превращать их вместе с собой в какой-то новый полюс. Напротив, России было бы, как мне представляется, выгодно использовать феномен ВСГ для того, чтобы обсуждать, продвигать и осуществлять в будущем идеи укрепления институтов глобального, планетарного управления, потому что именно в этом, по моему мнению, главный вызов со стороны этих стран - вызов стабильному и устойчивому глобальному развитию.

И последнее замечание по поводу того, о чем сегодня уже говорилось. О том, что у России нет стремления создать свою зону влияния. Думаю, что это не так. При Путине у России, похоже, есть такое стремление. В его основе лежат два фактора. Первый - это энергоинтерес, т.е. интерес нашего крупного частного капитала, который работает в энергетической сфере и лоялен Кремлю. Отсюда - устремления в те районы бывшего Советского Союза, где есть энергоресурсы, и организационными структурами для этого служат Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС), двусторонние связи, например, с Азербайджаном.

В политическом смысле это - Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). Она еще используется и для достижения второй цели, связанной с укреплением позиций России. А это, как мне кажется, стремление нашего руководства быть (тут сходство с Китаем) примерно равным Соединенным Штатам, усилить свои позиции в глобальном диалоге с США. Ядерное оружие - это один фактор достижения такой цели, а такие группировки, как ЕврАзЭС, ОДКБ - второй фактор.

Я думаю, что по мере того, как интересы России будут выходить в Латинскую Америку, и по мере того, как будут реализовываться планы по укреплению ОДКБ, если они будут реализовываться, может появиться аналогичный интерес и в отношении других больших восходящих стран. Однако мне кажется, что это - вопрос будущего. Я не хочу, чтобы меня приняли за пессимиста, но еще раз подчеркну, что феномен больших стран сегодня было бы рационально рассматривать именно в контексте глобализации национальных интересов и в контексте формирования механизмов глобального политического и экономического управления.

В.И.МОРОЗОВ,
директор латиноамериканского департамента МИД России

Хотел бы отметить, что доклад, представленный на наше обсуждение, интересный. Появление тройки Бразилия - ЮАР - Индия - это довольно новое явление в международной жизни. Она способна вырасти до пятерки, а может обрасти еще другими странами. Наметившаяся тенденция ведет к формированию новой конфигурации сил на международной арене. Становление тройки, вероятно, первый признак того, что в системе международных взаимоотношений происходят изменения. Мы пошли бы дальше, если бы признали, что это - один из реальных шагов к созданию того многополярного мира, о котором мы часто говорим в последнее время.

Одна из причин данного явления в том, что при блоковом противостоянии с двумя лидерами другие страны, даже такие крупные, как Индия, Бразилия и Китай, стремились подстраиваться под них в поисках своего места. Когда блоковое противостояние исчезло, рухнул Советский Союз, образовался определенный вакуум. Крупные страны, которые имели технологические, людские, экономические резервы, стали региональными лидерами, а потом государствами с проекцией интересов на мировую политику. Естественно, что на континентах появились лидеры в лице Китая, Индии, Бразилии, Южно-Африканской республики. Не исключено, что появятся и другие потенциальные лидеры, потому что этот процесс достаточно динамичный. Но на данном этапе мы можем твердо говорить о том, что вышеназванные региональные лидеры довольно быстро заявили о себе в последние 15-20 лет.

Почему этих лидеров толкает друг к другу, при том, что между ними есть разногласия? Прежде всего, на данном этапе у них достаточно много общих интересов, поскольку они все-таки принадлежат к тому ряду государств, которые мы называем развивающимися. И в принципе интересы развивающихся стран во многом схожи, и цели их на данном этапе одни и те же. Хотя я согласен, что они могут и расходиться, что вместе с центростремительными силами могут иметь место и центробежные. Но, видимо, указанная тройка государств поставила перед собой задачу объединить усилия. В общем-то, если брать схему многополярного мира, я условно говорю, то она может выглядеть так: Северная Америка (США) - бесспорный лидер, в Южной Америке лидерство захватила Бразилия. Если брать Юго-Восточную Азию, сегодня много говорили об этом, это - Китай, если Южную Азию, то это - Индия, если брать Африку, вернее Южную Африку, то это - ЮАР. На евразийском пространстве - Россия со своими достоинствами и слабостями, а в Западной Европе - ЕЭС.

Вот практически такая схема многополярного мира и вырисовывается. Более того, за каждым лидером есть уже сформированное или формирующееся экономическое пространство, причем довольно мощное. Бразилия - это южноамериканское сообщество, ядром которого является Меркосур. Естественно, он держится на лидерстве Бразилии в партнерстве с Аргентиной. Бразилия идет дальше, она создает южноамериканское сообщество наций, привлекает туда андские страны, и в практическом плане становится ядром, а значит, и центром политического и экономического влияния. Про Китай я говорить не буду. Это - АСЕАН, об этом много и хорошо говорили, ассоциация стран Юго-Восточной Азии. Китай со своей мощью, на базе переговоров о создании (по типу Бразилии) какого-то мощного центра, ассоциированного со всеми странами Юго-Восточной Азии, окажется, в конечном счете, бесспорным лидером в этом регионе. Индия опирается на ассоциацию регионального сотрудничества стран Индийского океана. ЮАР - на южноафриканское сообщество развития. Россия - на СНГ. В принципе за каждой страной, за каждым лидером есть свое экономическое пространство. Эти пространства, где растет политическое влияние крупных государств, могут создавать союзы между собой. Кстати, эти страны-лидеры пытаются выстроить свои экономические зоны влияния в одну схему. Это - Меркосур и Южноафриканское сообщество. В какой-то мере к ним будет подтягиваться и ассоциация регионального сотрудничества стран Индийского океана, хотя здесь связи пока слабее.

Китай как мощная держава сам идет на создание своего рода трансатлантического и трансконтинентального союза в лице Китая и Южноамериканского общего рынка.

Для того, чтобы вести диалог с США по интеграции, Бразилия взяла сначала курс на объединение Южной Америки. Американцы это почувствовали. И сейчас не просматривается создание зон свободной торговли по схеме США, как это было заложено в Майами. Бразилия смогла навязать свою тактику. Мы видим, что вырисовывается мощное сообщество южноамериканских государств, которое во главе с Бразилией готово сесть за стол переговоров с американцами или с представителями Североамериканского общего рынка (НАФТА) и вести диалог о том, как эту зону создавать, но уже с учетом интересов большинства латиноамериканских стран. То же самое происходит и с Китаем. Сам Пекин в переговорах с "восьмеркой" и США слаб. Индия и ЮАР тоже слабы. Поэтому эти четыре государства (я имею в виду еще и Бразилию) ищут поддержку России, другие три страны ищут поддержки еще и Китая, чтобы выстроить мощную группу государств и вести диалог с "восьмеркой". Их всех интересуют, в первую очередь, контакты с развитыми государствами, но по отдельности вести такой диалог им сложно, а группа в составе ЮАР, Индии и Бразилии, которые уже предпринимают попытки сотрудничества между собой, в том числе и в оборонной сфере, готова и намерена вести диалог с "восьмеркой", т.е. с развитым миром. Другое дело, что тут можно поиграть и вести диалог от лица развивающегося мира, и такой тезис есть.

Видимо, за этим скрывается корыстный национальный интерес, и они хотят получить от развитого мира какие-то дивиденды. Все это требует анализа. Но, наверное, группа стран-лидеров появилась именно потому, что старые механизмы уже отработали свое или, по крайне мере, сходят на нет. Я имею в виду те механизмы, которые в свое время создали развивающиеся государства. Группа 77 - ее практически не слышно. О Движении неприсоединения, думаю, можно только вспоминать. Конечно, эти организации сыграли свою роль, они помогли их участникам подняться и возвыситься. Теперь эти механизм не нужны, а если нужны, то они не в состоянии играть прежнюю роль. Поэтому вышеупомянутые государства взяли на себя функцию защитников интересов развивающихся стран.

Если говорить о России, то нам не надо бросаться от одной группы стран к другой. Мы можем использовать наше расположение в евразийском пространстве, где нас могут считать страной, близкой к развивающемуся миру. Одновременно наше присутствие в "восьмерке" позволяет нам активно участвовать в диалоге с развитым миром и в известном смысле сыграть роль связующего звена. Как это получится с точки зрения практической дипломатии, сказать сложно. Единственное, что просматривается, это то, что с этими тремя государствами и Китаем, а также с другими ВСГ, которые появятся в этом списке, нас объединяет стремление искать формы борьбы с новыми вызовами. Совершенно очевидно, что с этими государствами нам проще найти ответы на вопросы, как бороться с терроризмом, против организованной преступности, незаконной продажи оружия, искать пути борьбы с наркотрафиком, начиная от производства наркотиков и кончая ликвидацией путей их транспортировки.

Тем более с этими странами нам нет необходимости создавать новые структуры: есть ООН, специализированные региональные организации. Нам просто надо на двусторонней и многосторонней основе искать совпадающие позиции и выступать вместе. Это нормальная форма сотрудничества. Конечно, такое сотрудничество будет опережать экономические возможности. Нам необходимо наращивать наш потенциал. Успех наших отношений с ВСГ будет зависеть от того, как у нас будут развиваться двусторонние связи. Но это не исключает того, что даже при слабом развитии экономических отношений мы не будем находить формы международного сотрудничества.

С.М.РОГОВ,
чл.-корр. РАН, директор Института США и Канады РАН

Хочу прежде всего поздравить В.М.Давыдова и А.В.Бобровникова с очень интересной и важной работой. В порядке обсуждения доклада предлагаю ряд тезисов.

Первое. У нас есть картина до начала XXI в. Существует недавний известный "Доклад экспертов ЦРУ-2020", в нем - ссылка на подготовку комиссии экспертов ЦРУ, в ней есть латиноамериканская секция. А в январе они опубликовали доклад, где дают прогноз на 2020 г. Я хочу предложить задуматься о том, как будет выглядеть мир в 2050 г. Мы знаем, каким он был 50 лет назад, знаем, что сегодня он совершенно другой, а каков он будет в 2050 г., через полвека?

Мне представляется, что в первую тройку самых влиятельных держав мира войдут США, Китай и Индия. В какой именно последовательности - вопрос открытый. Следующая тройка: в нее я бы включил Бразилию, Мексику и, может быть, Индонезию, если она в 2050 г. будет существовать, что - большой вопрос. Следующая группа - Япония, Германия... Я начал перечислять, а потом задумался: попадут ли в этот разряд Германия, Франция, Великобритания или все они сольются в "экстазе" с Европейским Союзом. Но во всяком случае те великие державы, которые входили в Совет Безопасности и в предыдущие 300 лет были великими державами, наверное, все же окажутся в этой тройке. И мне стало как-то грустно. Что это - потолок для России, войти в эту тройку? Таков первый неприятный вопрос.

Второй вопрос касается человеческого капитала.

Доклад, представленный сегодня для обсуждения, частично затрагивает его. Человеческий капитал можно, в какой-то степени, измерить индексом человеческого развития, который готовит ООН. И если мы посмотрим сегодня на развивающиеся новые великие державы, а может быть и сверхдержавы, посмотрим на то, как у них обстоит дело с человеческим капиталом, то увидим, на мой взгляд, две тенденции. Одна - рост человеческого капитала. Реально этот процесс идет крайне неравномерно. В таблицах, которые приводятся в докладе, упоминается такой показатель, как экономически занятое население. Цифра для Китая, если не ошибаюсь, составляет более 750 млн человек. Что это - сила или слабость? На сегодняшний момент, если брать, например, цифры по использованию компьютеров, 10%, а может быть 15% этой рабочей силы или человеческого капитала находится на уровне человеческого капитала самых развитых западных стран. И получается от 75 до 120 млн. Нижний предел - вся рабочая сила России, верхний приближается к рабочей силе Америки. Можно говорить, что в 2050 г. 30% китайцев попадут в эту категорию. Если пользоваться данным критерием, то возникает совершенно другая картинка, потому что и Америка будет располагать меньшим человеческим ресурсом, не говоря про все европейские страны или Россию. Весь Евросоюз в совокупности не даст такого человеческого капитала, поскольку идет старение населения. Есть и оборотная сторона. Настораживает сам колоссальный разрыв между указанными 10% и оставшимися 90%. Пусть даже будет 20% и 80% или 30% и 70%. Все равно, это нарушает внутреннюю устойчивость общества. Еще десятилетие-полтора и эта напряженность будет ощущаться слабо, а дальше?

Третий вопрос. В развитых странах, скажем, в европейских, на государство, на центральное правительство, приходится 45% ВВП. В США - 22%, а когда мы говорим о Бразилии или Мексику, и особенно о Китае или Индии, то там этот процент значительно ниже. Уже сложилась некая норма, которая в Китае и Индии составляет менее 10%, для Бразилии и Мексики это показатель чуть выше, они ближе к европейским странам, но все равно он не очень большой. Кстати, у нас он составляет 17% ВВП. Это - наш федеральный бюджет. Можно, конечно, сказать, что есть еще консолидированный совокупный бюджет, значительная часть расходов проходит по линии местных правительств, штатов, провинций и других субъектов. Но, как ни считай - даже по паритету покупательной способности (хотя, с моей точки зрения измерять многие товары и услуги на внутреннем рынке по ППС просто неверно) - показатель этой доли в ВВП для новых развивающихся государств, по крайней мере, вдвое меньше. Что это означает? Сохранится ли такая тенденция в длительной исторической перспективе? Можем ли мы ожидать, что государство будет усиливаться, перераспределяя ресурсы, а его доля повсеместно будет возрастать до западной мерки или она так и не сможет вырасти? Вопрос, на мой взгляд, сугубо теоретический ибо мощь государства на мировой арене сейчас определяется не столько имеющимися ресурсами, сколько его способностью концентрировать усилия на приоритетных направлениях. Почему наше государство слабое? Потому что из скромных 17% нужно вычесть профицит в 3%, вычесть стабилизационный фонд, и получится, что все расходы федерального правительства укладываются в 11,5% ВВП. Поэтому у нас ни на пенсии, ни на здравоохранение, ни на науку денег нет. Вот - реальная проблема: как будет эволюционировать государство в таких странах, пока ему не с чем выходить на мировую арену.

И здесь мы переходим к четвертому моменту, который касается прежде всего военных расходов.

Мы сейчас знаем показатели по населению, по территории, это, мягко говоря, внушительно. А по военным расходам? Правда, Китай и Индия по паритету покупательной способности уже вроде бы начинают выходить на передовые позиции. Если мы посмотрим государственные расходы на душу населения, то получается, что в Европе - это 15 тыс. долл. в среднем, в США - около 10 тыс., в Бразилии и Мексике - порядка 1000, чуть меньше, в России - порядка 1200, а в Китае - 300, в Индии - 70 долл. Это означает слабость государства. Если мы берем военные расходы, то получается, что даже по максимуму совокупная доля этой четверки в мировых военных расходах меньше 5%. Ведь доля США - свыше 50%, плюс остальные страны НАТО - в сумме 85%. Получается, что рассматриваемые нами государства (кроме России) до сих пор не участвовали в гонке вооружений. Сейчас американцы развязали новую гонку вооружений, американский военный бюджет вырос в полтора раза. За ними потянулась Европа. У нас, кстати, за четыре года военный бюджет вырос в 4 раза. Возможно, что Китай, Индия, Бразилия не будут представлены в военном балансе 2050 г. А если все же будут, то требуются и усиление государства, и перераспределение.

Обратимся к соотношению традиционных и современных функций государства. Традиционные функции - государственное управление, полиция, армия. Современные - социальное обеспечение, здравоохранение, образование, наука. Возьмем 45% у ЕС. Как же они раскладываются: соотношение современных функций к традиционным почти 10 к 1. Речь идет только о федеральных расходах, без региональных, там вообще нет военных расходов, кроме расходов на полицию. Возьмем США. Там соотношение 3 к 1: около 15% - на современные функции, 5% - на силовой блок. Это самый большой показатель среди развитых стран. Обратимся к России: у нас в 2005 г. 5% приходится на силовые функции, 4,5% - на современные услуги. Ситуация XVIII в. У Китая, Индии, Бразилии и Мексики соотношение 2 к 1. Там большие расходы на экономическую инфрастуктуру.

Коснемся ядерного оружия. Китай его получил, Индия подошла к этому недавно, интересные сообщения приходят из Бразилии. Как Япония отреагирует на выступления Ким Чер Ина? И нужно ли это для того, что быть великой державой, тем более входить в Совет Безопасности? У всей нынешней пятерки в СБ есть ядерное оружие. Останется ли оно в будущем фактором для повышения статуса нового государства?

Наконец, пятый элемент: глобальное управление. В 1945 г. Совет Безопасности отражал концепцию "концерта" великих держав.

Посмотрим на СБ 2005 г., кто тут великий? Конечно, США, Китай. Возможна ли реформа Совета Безопасности, чтобы пустить туда бразильцев, индусов, японцев, немцев? Этого не хотят ни американцы, ни французы, ни англичане.

Посмотрим по аналогии на "большую восьмерку". Сначала в 1975 г. появился клуб респектабельных западных джентльменов, и это была пятерка. Далее она превратилась в большую семерку. Потом пришли мы со своим "табуретом". Большая восьмерка является современным лидером, она решает какие-то мировые проблемы. Сейчас готовятся документы к следующему саммиту в Англии. Англичане в качестве гостей приглашают, правда, "без табурета", Китай и Индию. В 2006 г. состоится саммит "большой восьмерки" в Санкт-Петербурге. Мы - организующая сторона, у нас появляется право пригласить Китай или Индию и для решения не только экологических проблем (ведь в Англию их пригашают именно для обсуждения экологических проблем, поскольку они будут экономически расти и всю экологию "портить"). Может быть, нам пригласить и Бразилию, и Мексику? Просто я хочу сказать, что проблема глобального управления имеет институционное измерение. Есть ООН, она существует и никому не мешает, есть и прочие институты. Может быть, к 2050 г. "восьмерка" станет чертовой дюжиной, а не эксклюзивным белым клубом?

Остался еще один вопрос - о союзах, коалициях и региональных группировках.

Сейчас существует примерно пять региональных экономических группировок: ЕС, НАФТА, Меркосур, АСЕАН+3 и СНГ или то, что от него останется. Причем, ЕС - это, по существу, уже не экономическая группировка, а конфедерация. Возникает еще одно очень важное измерение.

В докладе был сделан упор на крупнейшие государства, но может быть в отдаленной перспективе помимо матрицы с крупнейшими странами надо рассматривать и матрицу с крупнейшими региональными объединениями? Ведь существуют две точки зрения. Одна, что все эти объединения - Меркосур, НАФТА и другие - работают против глобализации, выступают, как некая ее альтернатива. Другая, что такие объединения - некоторая ступень к глобальной интеграции. И этот момент важно прояснить.

А.А.ЕРМАКОВ,
заместитель директора латиноамериканского департамента МИД России

На мой взгляд, состоялся обстоятельный и интересный обмен мнениями по тематике сегодняшней встречи, однако, как представляется, нам не хватает практического преломления нашей дискуссии с акцентом на дальнейшие действия российского государства, российской дипломатии. Вернувшись недавно из Венесуэлы, чувствую на своем опыте, что Индия и Ки- тай - это государства, имеющие реальное влияние в Латинской Америке, осуществляющие серьезное воздействие на этот регион, в том числе через своих сограждан, проживающих в каждой латиноамериканской стране. За последние три года китайское население в Венесуэле, например, увеличилось с 30 до 180 тыс. Китайцы внедрились в различные сектора экономики, хорошо понимают политическую ситуацию. То же самое могу сказать и о выходцах из Индии.

Раз мы ведем речь о крупных государствах и их влиянии, возникает резонный практический вопрос: до какого момента эти государства пойдут с нами, и в какой степени сотрудничество, партнерство с нами будет отвечать их интересам? Эта проблема, как мне кажется, еще не обсуждалась. Если мы исходим из того, что Россия утрачивает свое влияние, а эти государства его усиливают, то здесь возникает другой вопрос, касающийся уже нашей государственной политики и дипломатии: до какой степени можно с ними сотрудничать в политическом и экономическом смысле? И не пойдет ли это во вред российским интересам? Говорю об этом с болью, потому что ощущал это в своей работе. В.И.Морозов хорошо охарактеризовал наши отношения с "восьмеркой", с США. Но хотелось бы совместно с нашими учеными попытаться максимально четко определить, до каких пределов мы пойдем вместе с Индией, Китаем, ЮАР и Бразилией? Или нас отодвинут на обочину мировой политики? Можно было бы поразмышлять именно в таком ракурсе.