КУЛЬТУРОЛОГИЯ

З.Е.Гельман - доктор химических наук (специализация по истории науки), доктор философских наук

Алхимия Габриэля Гарсиа Маркеса

Поэты нередко пишут об алхимии любви. Но это всегда возвышенная метафора, не пробуждающая ни малейших ассоциаций с перегонками, возгонками, расплавлениями и другими алхимическими и химическими манипуляциями. А в романах великого колумбийца "Сто лет одиночества" и "Недобрый час" алхимическая экзотика присутствует со всеми ее атрибутами.

Чудаковатый Хосе Аркадио Буэндиа, зачинитель разветвленного рода Буэндиа, в основанном им селении Макондо поддался соблазну цыгана Мелькиадеса, как-то забредшего в его дом, и поверил в чудесную силу алхимии. Тут-то все и завертелось... Поначалу построили примитивную лабораторию. Она "состояла, если не считать многочисленных кастрюль, воронок, реторт, сита и фильтров, из простого горна, из имитации философского яйца - стеклянной колбы с удлиненной, тонкой шеей, и из дистиллятора, сооруженного самими цыганами по новейшим описаниям перегонного куба с тремя отводами, которым пользовалась Иудейская Мария...". Разумеется, это было еще не все. Мелькиадес также вручил Буэндиа "образцы семи металлов, соответствующих семи планетам, формулы Моисея и Зосимы для удвоения количества золота, заметки и чертежи, относящиеся к области великого магистерия... с помощью которых тот, кто сумеет в них разобраться, сможет изготовить философский камень"(1).

Вероятно, в этом отрывке необходимо кое-что пояснить. Философский камень или великий магистерий - важнейший атрибут любого алхимика. Поэтому с него мы и начнем. Его также называли великим эликсиром и красной настойкой. Обладателю философского камня по силе было получить золото из неблагородных металлов. Но не только. Он открывал тайну вечной молодости и долгой жизни.

Иудейской Марии (Мария Еврейская, Мария Еврейка, Мария Коптская) -    легендарной прародительнице химии, жившей, по преданиям, в Александрии в III в.н.э., приписывают изобретение водяной бани, которую французы до сих пор называют Bain Marie, а также перегонных аппаратов. Зосим, или Зосима из Панополиса впервые в конце III или начале IV в. упоминает "химию" как таковую, т.е. вводит этот термин. Моисей - величайший еврейский пророк - в комментариях не нуждается.

Семь металлов древности - это медь, золото, серебро, свинец, сурьма (ее, вероятно, принимали за разновидность свинца), ртуть, олово, железо. Ртуть, используемую для изготовления золота, алхимики называли герметической, по имени Гермеса Трисмегиста - Трижды Величайшего (V-IV вв. до н.э.) - легендарного основателя алхимии. Само название "алхимия" (частица "ал" имеет арабское происхождение) появляется лишь в XII в.

Автор вводит в роман алхимию не только для того, чтобы показать чудачества Хосе Аркадио Буэндиа, увлекавшегося попеременно волшебством магнетизма, лупами, подзорными трубами, алхимией. На самом деле Хосе Аркадио Буэндиа, "самый толковый человек в деревне, распорядился так поставить дома, что никому не приходилось тратить больше усилий, чем остальным, на хождение за водой к реке; он так разумно наметил улицы, что в жаркие часы дня на каждое жилье попадало равное количество солнечных лучей"(2). Алхимия в этом романе - своего рода рефрен одиночества, а не чудачества (ведь книга так и называется - "Сто лет одиночества").

Алхимик настолько же чудаковат, насколько и одинок. И все-таки первично одиночество... Вполне можно сказать, что алхимия - удел чудаков-одиночек, а Г.Гарсиа Маркес в одной из своих бесед заявляет, что одиночество - "существенная часть человеческой натуры". Кроме того, алхимия - разновидность авантюризма, а в романе "Сто лет одиночества" почти все мужчины и женщины, принадлежащие к роду Буэндиа, - авантюристы до мозга костей. Но введение  в роман алхимии объясняется не только этим.

Испанская исследовательница Салли Ортис Апонте считает, что на латиноамериканской литературе лежит печать эзотеризма(3). Вера в чудеса и колдовские чары, особенно характерная для европейского средневековья, попав на латиноамериканскую почву, обогатилась индейскими мифами. Волшебство как неотъемлемая часть бытия присутствует не только в произведениях Г.Гарсиа Маркеса, но и других крупных латиноамериканских писателей - аргентинцев Хорхе Луиса Борхеса (1899-1986) и Хулио Кортасара (1914-1984), гватемальца Мигеля Анхеля Астуриаса (1899-1974) и кубинца Алехо Карпентьера (1904-1980).

Похоже, что вымысел как литературный прием вообще характерен для испаноязычной литературы. Еще великий Сервантес писал в "Дон Кихоте" (глава XLVIII): "Произведения, основанные на вымысле, должны быть доступны пониманию читателей, их надлежит писать так, чтобы, упрощая невероятности, сглаживая преувеличения и приковывая внимание, они изумляли, захватывали, восхищали и развлекали".

А что такое алхимия по большому счету, как не вымысел и преувеличение? Это еще мягко сказано. Многие полагают, что алхимия - это даже не фокус, а обман. И они недалеки от истины, хотя многие алхимики заблуждались искренне...

За философским камнем алхимики гонялись более тысячелетия. Ведь считалось, что обладающий им счастливчик не только сказочно разбогатеет, но еще и получит панацею от всех болезней и старческих недугов. Одним словом, у него будет эликсир жизни.

Среди алхимиков испанцев было совсем немного. Самый известный из них Раймонд (или Раймунд) Луллий (1236-1315), которому приписывают авторство более 4 тыс. (!) трактатов, из которых не менее 500 посвящены непосредственно алхимии. Ему принадлежит такая фраза: "Если бы море состояло из ртути, я бы превратил его в золото". Еще Луллий был схоластиком, пытавшимся изобрести логические машины. Но в алхимии он чувствовал себя настолько уверенно, что, не побоявшись выставить себя на смех, привел в своем завещании рецепт получения золота. Но без философского камня золото, разумеется, получить нельзя. Предлагаемый Луллием рецепт предполагает на первом этапе именно получение философского камня, который он называет "медикаментом". В трактате "Завещание" ("Testamentum") он пишет: "Возьми кусочек этого драгоценного медикамента величиной с боб. Брось его на тысячу унций ртути - последняя превратится в красный порошок. Прибавь унцию этого порошка к тысяче унций ртути - последняя превратится в красный порошок. Если из этого порошка взять одну унцию и бросить на тысячу унций ртути, все превратится в медикамент. Брось унцию этого медикамента еще на тысячу унций ртути - и она вся превратится в золото, которое лучше рудничного".

Р.Луллий, конечно же, авторитетнейший ученый, но все его заслуги в далеком прошлом, и алхимии касаются опосредованно. Повторять его опыты не следует, ибо не то что золота, следов золота по его рецепту получить нельзя. А его слова, что полученное им "золото" лучше руднического, следует считать литературной метафорой.

Г.Гарсиа Маркес тоже фантазирует, когда пишет о таинственных "македонских алхимиках". Они никому не известны, как неизвестны и южноамериканские алхимики, якобы вошедшие в историю. Однако в историю алхимии вошло имя человека, который искренне верил, что южноамериканская жара способна превратить серебро в золото. Выпускник Высшей промышленной школы в Нанте (Франция) Теодор Тиффо в декабре 1842 г. начал пятилетнее путешествие по горным районам Мексики, чтобы удостовериться в том, что в жарком южноамериканском климате к природному золоту за год-два обязательно прирастает "золото, созревающее из серебра". Откуда Т.Тиффо брал данные? В "прирастании" его убеждали горнорабочие золотых рудников. И смогли-таки убедить!

Обращает на себя внимание тот факт, что на дворе был просвещенный XIX в., когда в авторитетнейших "Отчетах Парижской академии наук" за 1853 г. он опубликовал свою статью о разработанном им в Южной Америке рецепте получения золота. Вымыслы южноамериканских индейцев и россказни горняков золотых приисков задурили головы вполне солидным ученым. Правда, видный химик Жан Луи Тенар (1777-1857), прославившийся анализом многочисленных соединений, сомневался в чистоте экспериментов Тиффо.

Совсем не обязательно полагать, что Тиффо был шарлатаном. Скорее всего он сам оказался жертвой ошибки, сконцентрировав следы золота, уже имевшиеся в исходном веществе. Эта "химическая" ошибка, помноженная на гипнотическое действие индейских легенд, и сформировала "алхимическое верование" Тиффо. Ведь в чистом виде алхимия состоит почти исключительно из магических слов. Только у алхимиков-мошенников к магии слов добавляется еще магия манипуляций, т.е., проще говоря, ловкость рук.

Кроме философского камня существовало еще понятие камня "второго порядка", или "малого эликсира", или "белой настойки". С помощью этого камня алхимики считали возможным получить чистое серебро из веществ, которые серебро совершенно не содержат. Но герою романа нужен был только философский камень, ибо он мечтал о золоте, которое собирался получать из того же золота, увеличивая его количество. "Соблазненный простотой формул по удвоению золота Хосе Аркадио Буэндиа несколько недель обхаживал Урсулу (свою жену. - З.Г.), выманивая у нее разрешение достать из заветного сундучка старинные монеты и увеличить их во столько раз, на сколько частей удастся разделить ртуть... Хосе Аркадио Буэндиа бросил тридцать дублонов в кастрюлю и расплавил их вместе с аурипигментом, медной стружкой, ртутью и свинцом. Потом вылил все это в котелок с касторовым маслом и кипятил на сильном огне до тех пор, пока не получился густой зловонный сироп, напоминающий не удвоенное золото, а обыкновенную патоку. После отчаянных и рискованных попыток дистилляции, переплавления с семью планетарными металлами, обработки герметической ртутью... и купоросом, повторного кипячения в свином сале - за неимением редечного масла - драгоценное наследство Урсулы превратилось в подгорелые шкварки, которые невозможно было отодрать от дна котелка"(4).

В произведениях Г.Гарсиа Маркеса много описаний запахов. И это не только запахи цветов. Это "запах, который больше не вернется" в рассказе "Море исчезнувших надежд". В романе "Сто лет одиночества" это запах паленого, который исходил из прабабки Урсулы Игуран. Испуганная громом пушечных выстрелов пирата Френсиса Дрейка, она "не совладала со своими нервами и села на топившуюся плиту... Одержимая мыслью, что от нее пахнет паленым, она отказалась от всякого общения с людьми"(5). Это резкий "пороховой запах", исходивший от тела убитого Хосе Аркадио Буэндиа. И "хотя его обмыли три раза мочалкой с мылом, потом протерли - сначала солью с уксусом, затем золой и лимонным соком, потом положили в бочку с жавелем и оставили там на шесть часов", запах совершенно не ослабел. "Его столько терли, что причудливые узоры татуировки заметно побледнели. Когда надумали прибегнуть к крайнему средству - приправить его перцем, тмином и лавровым листом и варить целый день на малом огне, тело уже начало разлагаться  и пришлось поспешить с похоронами. Покойника герметически закрыли в специальном гробу... но, несмотря на это, запах пороха слышался на всех улицах... Позже могилу обложили несколькими слоями кирпичей и засыпали все промежутки золой, опилками и негашеной известью, но от кладбища еще много лет разило порохом, пока инженеры банановой компании не покрыли могильный холм железобетонным панцирем"(6).

"Ошеломляющий запах" Ремедиос Прекрасной источала кожа покойного чужеземца, подглядывавшего с крыши за мытьем Ремедиос в купальне и рухнувшего вниз на цементный пол сквозь прогнившую крышу. "Этот запах прочно вошел в тело покойного, и даже из трещины в его черепе вместо крови сочилась амбра, насыщенная тем же таинственным ароматом; и тут всем стало ясно, что запах Ремедиос Прекрасной продолжает терзать мужчин даже и после смерти, пока их кости не обратятся в прах"(7).

Запахи всегда таинственны. Они более таинственны, чем цвета и звуки. Еще Аристотель отмечал: "Что касается запаха и обоняемого, то определить их не так легко, как цвет и звук. Ведь что такое запах - это не столь ясно, как то, что такое звук или цвет"(8). Алхимия запахов - это алхимия тайны тайн. Даже сегодня химическая природа запахов не совсем ясна. Запах почти невозможно изолировать, а его характеристика всегда будет страдать неточностью. Запах привязчив и в ассоциативном смысле прямолинеен.

Когда Мелькиадес нечаянно разбил пузырек с хлорной ртутью, Урсула сказала: "Это запах дьявола". На что Мелькиадес возразил так: "Установлено, что дьяволу присущи серные запахи, а тут всего лишь чуточку сулемы"(9). Самое главное слово в этом диалоге - "установлено". Достаточно задать вопрос: "Кем установлено?" - и все станет на свои места.

Перед читателем другого романа Гарсиа Маркеса "Недобрый час" зримо встает провинциальная церковь, когда говорится, что "в ней пахло затхлостью"(10). Нетрудно представить себе и женщину, от которой "исходит такой жаркий запах"(11). Тем более, если этот запах неотступно преследует католического священника(12).

Запахи трудно сравнивать. По сути, они квалифицируются по простейшей шкале: приятные - неприятные. В эмоциональном варианте характеристика упрощается до крайностей: вонь - аромат. Хотя встречаются индивидуумы, к запахам равнодушные. Об одном из них повествуется в романе "Недобрый час".

"В это мгновение в комнату проникла тошнотворная вонь.

- Корова! - сказал алькальд (мэр городка. - З.Г.). - Наверное выбросило на берег.

Безразличный к запаху разложения Сесар Монтеро продолжал стоять у окна"(13).

В "Похоронах Великой мамы" "огромный двухэтажный дом, пропахший медовой патокой и душицей", воспринимался как основательное семейное гнездо(14). Почти как русская помещичья усадьба. Но в России патоке предпочтут мед, и, пожалуй, только индейцы с доколумбовых времен использовали ее для придания материалам жесткости. Этот процесс сегодня называется аппретированием.

В произведениях Нобелевского лауреата запахи "алхимичны", когда они представляются результатом едва ли не дьявольской манипуляции. Иногда автор делает запахи "вещественными", понятными. Он их просто "охимичивает". Оказывается, "жаркий запах женщины" объясняется запахом сандалового дерева". Всего лишь навсего! И чтобы избавиться от "источника благоухания", достаточно "достать из рукава платок и прикрыть им нос". Отличный прием для противостояния женским чарам в духе сервантесовского Санчо Пансы.

Тот же прием мягкой иронии писатель использует и в рассказе "У нас в городе воров нет", когда повествует о женщине, от которой "пахло луком"(15). Представляете? От женщины такой запашок! А она еще, такая разудалая, надеясь на что-то, "перевернулась на другой бок, прижалась раздувшимся животом к животу мужа и просунула ногу между его колен". Потом спросила: "Очень страшно было?". Но разве мужчину можно напугать запахом лука? "Он дал поцеловать себя, но сам не ответил". Еще бы! Целовать женщину, пахнущую луком или чесноком, - удовольствие ниже среднего. Хотя... Медики утверждают, что у человека, жевавшего не менее пяти минут лук или чеснок, бактерий во рту почти нет. Так что вывод каждый может делать сам.

Кстати, какое лучшее лекарство от головной боли? Французская гильотина - инструмент для политиков и настоящих преступников. Народ таких шуток не терпит. В "Недобром часе" называется настоящее "медицинское средство" от головной боли - "не пить на ночь"(16). Отличный совет! Если им воспользоваться, то и "перегаром" пахнуть не будет. Это уже из рассказа "У нас в городе воров нет"(17).

Если бы Гарсиа Маркес был русским писателем, то запах денатурата вполне мог бы соотнести с вокзальными или подъездными алкашами. Но Гарсиа Маркес - не Веня Ерофеев... И ему не с руки было писать повесть "Москва-Петушки". В "Недобром часе" автор отмечает запах денатурата как "единственный различимый запах" в приемной доктора Хиральдо, где на стене висела "картина с изображением врача, оспаривающего у Смерти обнаженную женщину"(18). Какая блестящая аллюзия - денатурат и смерть. И ведь эта аллюзия касается не только бескрайних российских просторов...

Особенно не равнодушен Гарсиа Маркес к запаху горького миндаля. В первой же строке романа "Любовь во время чумы" его почувствовал доктор Урбино, едва войдя в дом. Он "наводил на мысль о несчастной любви"(19). Буквально на следующей странице написано: "И хотя свежий воздух уже вошел в окно, знающий человек еще мог уловить еле различимую тревожную тень несчастной любви - запах горького миндаля"(20).

Поразительно, иногда автор только намекает на запах, но этого вполне достаточно, чтобы читатель, хотя бы мысленно, заткнул нос. "Один старый коммивояжер рассказывал, что в конце прошлого столетия на стене в ресторане висел специально для постояльцев набор масок, и гость, надев какую-нибудь из них, шел в патио (внутренний дворик. - З.Г.) и справлял там нужду у всех на глазах"(21). Мнда! Запахов вроде как и нет, но они, несомненно, подразумеваются. Это из романа "Недобрый час".

А вот в романе "Любовь во время чумы" Гарсиа Маркес повествует, так сказать, о "запахе малой нужды". Доктор Урбино страдал, вероятно, простатитом или даже аденомой предстательной железы. Поэтому он "орошал края унитаза", когда им пользовался. Его чистоплотная жена не могла с этим смириться. Доктор "пытался сохранить домашний мир, ежедневно совершая поступок, в котором было больше унижения нежели смирения: после пользования унитазом каждый раз вытирал туалетной бумагой его края"(22). Жена "знала об этом, но ничего не говорила до тех пор, пока в ванной не начинало пахнуть мочой, и тогда провозглашала, словно раскрывая преступление: "Воняет, как в крольчатнике"(23). И ведь действительно, запах мочи млекопитающих, смешанный с мускусным запахом пота и шерсти, создает "букет", совсем не похожий на "аромат пробужденной земли и возделанной пашни, утопающей в росе", о котором говорится в рассказе "Глаза голубой собаки"(24).

Еще Гарсиа Маркес нередко упоминает квасцы. "Под конец, все так же молча, он (парикмахер. - З.Г.) потер затылок квасцами"(25). Видов квасцов много. Скорее всего, Гарсиа Маркес имеет в виду алюмо-аммониевые квасцы, которые до сих пор применяют для дубления кож и как кровоостанавливающее средство.

Не думаю, что Гарсиа Маркес специально противопоставлял химию алхимии, но у него получалось так, что с алхимией были связаны авантюристы и неудачники, а к химии имели касательство вполне приличные люди. Латиноамериканская исследовательница Мария Эулалия Монтенер Феррер раскрывает этимологию фамилии Буэндиа, звучащую как обычное приветствие "buen dia", - "добрый день". Оказывается, это слово долгое время имело и другое значение: так называли испаноязычных выходцев из Старого Света - "неудачников и людей бесталанных"(26). А разве алхимик мог быть удачливым человеком? Поколения алхимиков грезили о невозможном. Солидные ученые, по тем или иным причинам питавшие слабость к алхимии, опасались прослыть ее адептами. Великий Ньютон, оставивший в рукописях множество сведений о своих алхимических опытах, не напечатал об алхимии ни одной строчки. Он просто скрывал от окружающих свои алхимические работы. Разумеется, директор Монетного двора, занимающийся алхимией, посеял бы панику во всей стране. Герои же Габриэля Гарсиа Маркса паники не боялись, но иногда их тоже охватывал ужас.

Вспомним эпизод с омоложением Мелькиадеса. Все отправившиеся к цыганскому шатру и уплатившие за вход по одному сентаво "увидели омоложенного Мелькиадеса - здорового, без морщин, с новыми блестящими зубами". Кто знал старого Мелькиадеса, "содрогнулись от ужаса при виде последнего доказательства сверхъестественного могущества цыгана". И что же? Где здесь алхимия омоложения? Все дело, оказывается, в зубах. Разумеется, искусственных. "Ужас превратился в панику, когда Мелькиадес вынул изо рта зубы, все до единого целые и здоровые, и вновь превратился на короткий миг в того дряхлого старика, каким его знали прежде, показал их публике, потом опять вставил и улыбнулся - снова в полном цвету". Конечно, зубы зубами, но только волшебство может так резко изменить облик человека, что старик превратится в юношу. "Даже сам Хосе Аркадио Буэндиа усомнился, не преступили ли познания Мелькиадеса границы дозволенного человеку..."(27).

Но у алхимии границ нет. Особенно на границах литературных произведений.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Г.Г а р с и а  М а р к е с. Сто лет одиночества. М., 1992, с. 62.
2 Там же, с. 64.
3 S.O.A p o n t e. La esoteria en la narrativa hispanoamericana. Puerto Rico, 1979.
4 Г.Г а р с и а  М а р к е с. Сто лет одиночества, с. 62-64.
5 Там же, с. 72.
6 Там же, с. 170.
7 Там же, с. 256.
8 А р и с т о т е л ь. О душе. Сочинения в 4-х томах. М., 1976, т. 1, с. 414.
9 Г.Г а р с и а  М а р к е с. Сто лет одиночества, с. 62.
10 Г.Г а р с и а  М а р к е с. Недобрый час. М., 1975, с. 14.
11 Там же, с. 42.
12 Там же, с. 156-157.
13 Там же, с. 72.
14 Там же, с. 160.
15 Там же, с. 185.
16 Там же, с. 29.
17 Там же, с. 183.
18 Там же, с. 143.
19 Г.Г а р с и а  М а р к е с. Любовь во время чумы. СПб, 2003, с. 5.
20 Там же, с. 6.
21 Г.Г а р с и а  М а р к е с. Недобрый час, с. 50.
22 Г.Г а р с и а  М а р к е с. Любовь во время чумы, с. 39.
23 Там же.
24 Г.Г а р с и а  М а р к е с. Тризна безумия. СПб, 2002, с. 26.
25 Г.Г а р с и а  М а р к е с. Недобрый час, с. 48.
26 M.E.M o n t e n e r  F e r r e r. Gabriel Garcia Marquez: Ursula Jguaran, narradora de "Cien anos de soledad". Hispanic - Review. Philadelphia, 1987, vol. 55, N 1.
27 Г.Г а р с и а  М а р к е с. Сто лет одиночества, с. 63.