ИЛА РАН

ЭКОНОМИКА, ПОЛИТИКА

Бедность в Латинской Америке: основные подходы и интерпретации

На эту тему в ИЛА РАН по инициативе Центра цивилизационных и культурологических исследований состоялся "круглый стол", в котором приняли участие сотрудники института: Б.И.КОВАЛЬ, Ю.А.ЗУБРИЦКИЙ, Ю.И.ВИЗГУНОВА, Л.С.ОКУНЕВА, Э.Е.КУЗНЕЦОВА, Л.В.ПЕГУШЕВА, О.П.ПРОСЕЛКОВА, Н.Ю.КУДЕЯРОВА, Л.В.ДЬЯКОВА.

Предлагаем вниманию читателей выступления его участников в кратком изложении.

Открыл работу "круглого стола" научный руководитель проекта д-р ист. наук, проф. Б.И.Коваль.

В своем вступительном слове он подчеркнул важность обсуждаемой темы, отметив, что в условиях глобализации проблема бедности не получила своего разрешения и продолжает оставаться одной из самых сложных и драматических в жизни Латинской Америки.

Эта проблема связана со специфически устойчивым образом жизни бедных слоев населения, который мало изменяется в результате реформ, предпринимаемых правительствами латиноамериканских стран. Б.И.Коваль отметил, что настоящий "круглый стол" является очередным научным обсуждением проблем бедности в процессе подготовки коллективной монографии, посвященной этим вопросам.

Будущая монография носит комплексный, междисциплинарный характер, и предполагает рассмотрение теоретических и практических аспектов темы, динамики основных показателей бедности в латиноамериканских странах, национальной специфики и своеобразной "культуры" бедности. Будут проанализированы объективные и субъективные факторы сохранения бедности, исторические корни этого явления, проблема социальной справедливости и социального неравенства, структура бедности по отраслям производства, вопросы безработицы и занятости, а также основные модели и результаты социальной политики латиноамериканских государств в этом направлении, их успехи и неудачи.

Таким образом, настоящий "круглый стол" является важным этапом научной работы, призванным наметить новые подходы к анализу проблемы, а также новые исследовательские направления.
Поставленные вопросы стали предметом обсуждения участников "круглого стола".

Канд. политич. наук Л.В.Дьякова остановилась на некоторых теоретических аспектах в изучении проблемы бедности, в частности, на основных социологических подходах к анализу бедности, которые условно можно назвать "абсолютным" и "относительным". Абсолютный подход, сформировавшийся в рамках западной социологии еще в конце ХIХ в., исходит из определения "черты бедности", или "минимального прожиточного уровня", выраженного в конкретных цифрах, ниже которого существование практически невозможно.

Термин "абсолютная бедность" определяет ситуацию отсутствия средств, необходимых для физического поддержания жизни (пищи, одежды, жилья и т.д.).

Это предельно узкое, инструментальное понимание бедности, предполагающее, что независимо от времени, страны, климата, традиций существуют определенные базовые потребности, без удовлетворения которых выживание человека просто невозможно. Абсолютный подход не учитывает другие потребности людей - социальные, эмоциональные, культурные и др.

Его недостатками справедливо считаются ограниченность, жесткость, утилитарное и однозначное понимание проблемы бедности, которая рассматривается только в связи с невозможностью обеспечить физический уровень выживания человека. В то же время, абсолютный подход к анализу и измерению бедности имеет ряд преимуществ, если речь идет о формировании концепции социальной политики.

Преимущества состоят в рациональности, предполагающей, что уровень бедности и количество бедных измеряются не в абстрактных теориях, а в конкретных цифрах, а также в определенности и прагматизме. Эти качества необходимы для разработки и реализации эффективной социальной политики в условиях неравномерно развивающихся стран, когда ставится цель хотя бы немного, используя адресные капиталовложения, компенсационные выплаты и т.д., повысить жизненный уровень беднейших групп населения и тем самым преодолеть "черту нищеты", ниже которой бедность носит уже исключительный характер.

В 50-60-е годы среди английских и американских социологов усилилась критика абсолютного подхода к анализу бедности. Повышение уровня жизни всего общества в Европе и США заставило исследователей обратить внимание на такое понятие, как качество жизни населения, которое включает "уровень дохода" и "черту бедности", но ими не ограничивается.

Постепенно в научных кругах распространяется относительный подход к бедности, связанный с представлением о социальном неравенстве, о лишении человека социальных шансов и невозможности вести принятый в данном обществе образ жизни. Бедность с точки зрения этого подхода оказывается явлением более трагическим и сложным, так как включение "человеческого измерения" и психологических факторов в рамки научного исследования не только обогащает его, но и требует глубокого и многостороннего анализа. В то же время, относительное понимание бедности лишено жесткой конкретности и эффективности абсолютного подхода, оно востребовано скорее в богатых и развитых обществах, для которых проблема физического выживания широких слоев населения давно решена, и актуальной является проблема выравнивания социальных шансов и гармонизации социальных отношений.

В последнее время достаточно распространенным, особенно в отечественных исследованиях проблем российской бедности, стал и так называемый субъективный подход, основанный на анализе социологических опросов населения. Эти опросы дают интересную, но субъективную оценку реальности, связанную с психологическим состоянием и менталитетом бедных слоев, не всегда адекватно воспринимающих свое положение. Тем не менее, такой подход позволяет взглянуть на проблему бедности "изнутри", обогащает исследование и вносит в него человеческое измерение.

Одной из самых интересных тем в теоретическом анализе проблем бедности являются различные интерпретации природы бедности. Большинство из существующих объяснений можно отнести к одному из двух основных типов: культурные, основанные на убеждении, что бедность представляет собой результат определенных позиций, ценностей и поведения самих бедных слоев, и структурные, исходящие из предположения, что развитие и структура современного общества неизбежно порождают "уязвимые", неблагополучные группы населения.

Теория "культуры бедности", разработанная в 50-60-х годах ХХ в. американскими и английскими социологами и продолженная впоследствии идеологами неолиберализма, исходит из того, что бедным свойственны устойчивые, передающиеся из поколения в поколение, взгляды и модели поведения, которые ведут к укоренению и воспроизводству бедности. Чрезмерное государственное обеспечение, "опекающая" социальная политика только укрепляют "стереотипы зависимости", обесценивая личные, индивидуальные усилия человека по преодолению бедности, и не способствуют качественному изменению ситуации. Сторонники структурных объяснений считают, что теория "культуры бедности" опирается на стереотипы, которые далеко не всегда соответствуют действительности. В реальной жизни бедность является частью социальной структуры общества и результатом неравномерного экономического развития, так что ее преодоление возможно только при активном содействии и участии государства и фактически не зависит от личных усилий человека. Государство должно взять на себя некоторые социальные функции, предусматривающие ответственность перед теми категориями населения, которые не могут не быть бедными в современном рыночном обществе.

Таким образом, социальная политика, чтобы быть эффективной и успешной, должна учитывать национальную специфику бедности и быть ориентированной на определенные, четко сформулированные и обоснованные цели, связанные с тем или иным пониманием бедности, с тем или иным подходом к ее интерпретации.

Канд. ист. наук Э.Е.Кузнецова и канд. ист. наук Л.В.Пегушева в представленном ими труде "Рынок труда и проблема бедности в Латинской Америке" отметили, что страновой подход к исследованию причин и следствий феномена бедности безусловно является плодотворным и корректным. Но и обобщенный опыт, и усредненная статистика позволяют выявлять общие закономерности и их соотношение с национальной спецификой, облегчая тем самым анализ проблемы и поиск путей ее решения. Необходимо принимать во внимание при этом, что критерии бедности постоянно меняются не только по странам, но и во времени, в зависимости от экономической конъюнктуры, масштаба социального неравенства и расслоения, достижений научно-технического прогресса, улучшения инфраструктуры, уровня качества жизни и т.д. Соответственно меняются представления государства о прожиточном минимуме, а людей - о мере материального неблагополучия. С учетом такого рода изменений в Латинской Америке наблюдался неуклонный рост абсолютного числа бедных и нищих людей (1980 г. - 135,9 млн, 1997 г. - 203,8 млн человек).

На первом этапе неолиберальных реформ главной задачей социальной политики, типичной для большинства стран, было принятие компенсаторных мер по смягчению широко известных последствий структурной перестройки экономики - массовой безработицы, резкой социальной поляризации и дезинтеграции, общего обнищания населения. Разработка программ борьбы с бедностью осуществлялась во всех латиноамериканских странах вне зависимости от стадии и степени модернизации. Составлялись так называемые "карты бедности", пересматривались традиционные механизмы оказания помощи малоимущим слоям, делались попытки привлечь частный капитал, неправительственные организации. Почти все государства увеличивали социальные расходы, и их доля в ВВП заметно выросла.

Некоторые позитивные перемены в области социальных показателей, однако, не затронули положение с бедностью. Напротив, число бедных и нищих продолжало расти и в 2002 г. уже составило 221,4 млн человек. Было очевидно, что в новых исторических условиях проблема бедности приобрела структурный характер, и для ее решения недостаточно традиционного социального вспомоществования, каким бы значительным оно ни было. Исследование причин и признаков бедности, проведенное ЭКЛАК в 90-е годы, выявили самые главные: низкие доходы, низкий образовательный уровень трудоспособного населения, высокий уровень безработицы. К этому перечню необходимо добавить резкое социальное расслоение, характерное для большинства стран в переходный период.

Собравшиеся в 1998 г. в Сантьяго главы латиноамериканских государств признали ликвидацию бедности приоритетной политической задачей правительственного уровня.
Правительственные программы борьбы с бедностью, прежде всего, были вызваны к жизни во многом отрицательными итогами первого этапа модернизации в странах региона. Бедность означала малопроизводительный, низкокачественный, минимально оплачиваемый труд. Она была тормозом на пути развития наукоемкого и конкурентоспособного производства, нуждающегося в более сложной и образованной рабочей силе. Не только избыток дешевых рабочих рук, недальновидность и своекорыстие, но и дефицит подготовленных кадров удерживали частный капитал от значительных вложений в технологические разработки и всякого рода новации. Задача ликвидации бедности, заявленная правящими кругами в качестве первоочередной, имела, таким образом, стратегическое значение: без ее решения на приемлемом уровне невозможно успешное экономическое развитие в современном мире.

Эффективность и динамика борьбы с бедностью зависят от действия разнообразных факторов. В их число, кроме роста ВВП на душу населения, особенностей отраслевого развития и других экономических показателей входят демографические тенденции, степень социального неравенства, эффективность социальной политики и многое другое. Ключевым фактором в блоке социально-экономических основ бедности является, по мнению авторов, все, что связано с рынком труда и его способностью поглощать рабочую силу и обеспечивать необходимый уровень жизни работающего человека и его семьи.

Фундаментальные изменения, сформировавшие особенности структуры занятости и в целом рынок труда в латиноамериканских странах, начались под влиянием модернизационных процессов и неолиберальных реформ.

Самым тяжелым социальным последствием структурной перестройки экономики стала массовая безработица как в открытой, так и в скрытой форме. С начала и до конца 90-х годов уровень безработицы в городах и сельской местности почти удвоился. Общей закономерностью было и то, что рост открытой безработицы среди неквалифицированной рабочей силы был выше, чем среди квалифицированной, а среди женщин - почти в полтора раза выше, чем среди мужчин.

Безработица в отдельных странах региона имеет различные характеристики, масштаб, тенденции и разное соотношение порождающих ее структурных и конъюнктурных факторов. В то же время существует целый ряд общих черт, характеризующих положение на рынке труда большинства стран, а также общих мер, необходимых для его коррекции. Главная черта - это хроническое и нарастающее несоответствие на рынке труда между спросом и предложением. Вследствие неустойчивого и недостаточного экономического роста в 90-е годы резерв свободных рабочих рук постоянно пополнялся. Прошедшая в большинстве латиноамериканских стран волна приватизаций не привела в дальнейшем к созданию необходимого количества рабочих мест, но существенно урезала роль государства как крупнейшего работодателя и гаранта относительно стабильного труда. Побочным эффектом неолиберальной модели модернизации и антиэтатизма стали массовые закрытия предприятий или их перепрофилирование и столь же массовые увольнения и сокращения рабочих и служащих. Положение безработных в странах Латинской Америки усугублялось отсутствием или неразвитостью страхования по безработице.

В поисках выхода из положения значительная часть безработных перетекала (и перетекает) в так называемый неформальный сектор (работающие за свой счет, семейные хозяйства, микропредприятия). Этот сектор охватывает широкий спектр человеческой деятельности как легальной, - в сфере всякого рода услуг, торговли, кустарного производства - так и нелегальной, полулегальной и криминальной, включающей обслуживание наркобизнеса, контрабанду и т.д. В социальном плане неформальный сектор экономики представляет собой сложный конгломерат различных слоев общества. В подавляющем большинстве это люди с низкой квалификацией и производительностью труда, с небольшим уровнем дохода и с невысоким уровнем образования.

В последнее десятилетие традиционный мир маргинального населения, безработных, не адаптировавшихся в городе сельских мигрантов, пополнился (и продолжает пополняться) за счет бывших государственных служащих и наемных рабочих, вытесненных из формального сектора, а также обанкротившихся мелких и средних предпринимателей, потерявших работу специалистов со средним и высшим образованием. Значительная часть их нашла свое место в неформальном секторе. Именно последний стал тем спасательным кругом, который помогал и помогает выжить значительной части активного населения, хотя и без каких-либо социальных гарантий и защиты. В периоды кризисов или структурной перестройки и реформ везде в мире неформальный сектор имеет выраженную тенденцию к росту. В Латинской Америке в период 1990-1999 гг. на рынке труда из каждых 10 человек 7 работали в неформальном секторе.

Часть экономически активного населения (ЭАН) в той или иной степени адаптировалась к новым условиям свободной рыночной экономики, найдя работу на старых или модернизированных предприятиях, в малом и микробизнесе, сфере услуг. Анализ показывает, однако, что и в сложившейся в переходный период экономике сам по себе факт занятости не обеспечивает стабильность и не избавляет от бедности. Более того, структура занятости и в целом рынок труда в том виде и с теми характеристиками, которые сложились в период неолиберальных преобразований, способствовали воспроизводству условий для постоянного расширения числа бедных людей. В условиях массовой безработицы нормальным стало заключение краткосрочных договоров, предоставление временной и сезонной работы, расширение перечня причин, по которым можно расторгнуть трудовое соглашение, уменьшение размера пособий при увольнении, ограничение права на забастовку и т.д.

Кроме того, к концу 90-х годов от 20 до 60% наемной рабочей силы не имели доступа к социальному обеспечению и, как минимум, медицинскому страхованию. В результате сформировался обширный сегмент труда ненадежного, нестабильного с низкой оплатой и социально незащищенного. Это был потенциальный резерв пополнения рядов безработного, бедного и нищего населения.

Изменения в структуре занятости и на рынке труда способствовали постоянному росту контингента лиц, находящихся в пограничном с бедностью состоянии (например, часть средних слоев), что заставило к концу 90-х годов говорить о новом явлении, определяемом как "социальная уязвимость". Предпосылки социальной уязвимости предопределялись с самого начала реформ разным потенциалом каждого отдельно взятого человека и его семьи: наличием (или отсутствием) собственности, полученным образованием, социальным и прочим статусом семьи, семейными связями и т.д. Таким образом закладывались основы для неравенства возможностей в кризисный, переходный период развития страны и региона.

Социальная уязвимость трудоспособного населения усугублялась разрушением традиционной системы регулирования трудовых отношений и социальной защиты наемного труда. Прежняя трехсторонняя система взаимодействия государства, труда и капитала "не работала" в условиях новой модели развития. Интересы труда в этот сложный переходный период развития должен был бы защищать профсоюз, который на практике оказался беспомощным из-за высокой безработицы и структурной перестройки, снижения регулирующей роли государства, внутреннего состояния самого профсоюзного движения и т.д. В итоге эволюция структуры занятости и формирование рынка труда с самого начала экономических реформ протекали без существенного влияния профсоюзов.

Еще одна новая и важная по своим последствиям, в том числе с точки зрения проблемы бедности, тенденция в сфере занятости - это активное включение в трудовую деятельность женщин. Однако основная занятость женщин и сегодня приходится на секторы экономики с низкой производительностью и низкой оплатой труда. Впрочем, и модернизированные производства в полной мере использовали и используют субконтракты, краткосрочные и бездоговорные формы работы.

По сравнению с мужчинами продолжает сохраняться дискриминация работающих женщин в вопросах найма и увольнений. Сравнение данных по оплате труда также складывается не в пользу женщин. Их средняя заработная плата в городской зоне к концу 90-х годов составляла 70-90% от зарплаты мужчин. К специфике положения женщины на рынке труда относится и тот факт, что в силу неразвитости социальной инфраструктуры в большинстве латиноамериканских стран за женщиной, в том числе получившей высшее образование, по-прежнему закреплены ее семейные обязанности по уходу за детьми, престарелыми родителями, по содержанию дома и т.п. Кризис института семьи привел к тому, что к концу 90-х годов 25-30% от общего числа семей (домохозяйств) возглавлялись женщинами и, как показывает статистика, значительная их часть относится к бедным или нищим (50% и более).

Рынок дешевого труда в 90-е годы активно пополнялся не только за счет женщин, но и за счет молодых людей в возрасте 15-24 лет, а зачастую и с 13 лет. Их участие в труде приобрело в период неолиберальных реформ регулярный характер, продолжительность занятости увеличивалась, а оплата труда оставалась ниже, чем оплата взрослого мужчины.

Тем не менее доход, вносимый в семейный бюджет молодежью и женщинами, способствовал некоторому улучшению материального положения семьи. Благодаря ему от 10 до 20% семей смогли прервать традиционную, передающуюся из поколения в поколение бедность и повысить социальную мобильность низших слоев общества.

Отрицательной стороной приобщения молодежи к труду, особенно когда речь шла о подростках до 17 лет, было неизбежное прекращение учебы, что в перспективе обрекало их на получение более низких доходов и на неквалифицированный труд. Необходимость получения молодежью полноценного, особенно среднего, образования диктуется в новых исторических условиях в первую очередь постоянно растущим спросом на профессионально подготовленные национальные кадры, а именно молодежь - главная сила технологической модернизации. Стратегия постиндустриального развития в Латинской Америке (и в мире) предполагает качественное видоизменение рынка труда вследствие постепенного сокращения доли неквалифицированной и увеличения доли квалифицированной рабочей силы. Этот процесс наблюдается в последние годы и в Латинской Америке, хотя в большинстве стран он протекает в форме замедленной и слабо выраженной тенденции.

Другой немаловажный мотив состоит в том, что образование в современном мире представляет собой способ решения - в той или иной мере - проблем бедности, нищеты и достижения большей однородности общества.

Однако, если тенденция 90-х годов сохранится, то к 2015 г., по подсчетам ЭКЛАК, только 29% наиболее трудоспособной части населения будет обладать высокой квалификацией. Значит, низкоквалифицированному труду по-прежнему суждено доминировать в экономике, ограничивая перспективы развития и препятствуя решению проблем бедности и социального неравенства.

Выступление д-ра ист. наук, проф. Л.С.Окуневой было посвящено анализу проблематики бедности и социального неравенства в политической и социологической мысли Бразилии.

Эта проблематика, традиционная для социальных наук Бразилии, выдвинулась на первый план и приобрела особую актуальность на этапе демократического транзита, т.н. "демократического прорыва" (рубеж 80-90-х годов), когда вопрос о роли социальных диспропорций был вписан в более широкие рамки изучения препятствий на пути демократизации общества и экономической и социальной модернизации. Социальная дезинтеграция и увеличение социальной пропасти между полюсами общества рассматривались как потенциальная угроза демократии. Если в 60-70-е годы превалировало конкретное исследование социальной структуры (следовало разобраться, "в каком обществе мы живем"), то в конце 80-х - начале 90-х годов был сформулирован вывод о глубоком социальном неравенстве как серьезном тормозе развития и модернизации. Проблема формулировалась так: преодоление социальной пропасти способно обеспечить прорыв страны в будущее, нерешенность же этой проблемы будет означать откат в прошлое. Социальная поляризация трактовалась как острая политическая проблема.

Один из главных факторов, продуцировавших социальную поляризацию, бразильские социологи (Э.Жагуарибе, А.Камарго, Н. до Валле-э-Силва и многие другие) усматривали в дуализме общества, расколотого на современный и традиционный полюса. Если современный сектор связан с динамизмом и эффективностью, то традиционный тянет назад, воспроизводя отставание и слаборазвитость и тем самым сдерживая импульсы к развитию. Истоки "социального дуализма" коренятся в том числе в особенностях исторического пути Бразилии, когда отсутствие условий для интеграции бывших рабов в гражданское общество превратилось в одну из причин нынешнего социального разрыва, а воспроизводство нищеты прошло через четыре поколения, отделяющие современных бразильцев от эпохи отмены рабства.

Вопрос о воспроизводстве "социального дуализма" вписан бразильскими социологами в более широкую проблему - о запоздалом типе модернизации и развития бразильского капитализма в целом. Важнейшая причина "социального дуализма" усматривается и в низком образовательном уровне значительной части населения; при этом доступ к образованию и его качество рассматриваются как непременные условия преодоления социальной поляризации. Указывая на социальное неравенство как на одно из важнейших препятствий на пути развития, бразильские социологи раскрыли и весьма парадоксальные феномены, свойственные бразильскому обществу как образцу "неполной модернизации". Традиции социального неравенства, которые теоретически могли бы сокращаться в результате модернизации и привести к размыванию социальных перегородок и к усилению социальной мобильности, оказались, напротив, подкреплены процессом дифференциации, который привел к концентрации обездоленных масс в крупных городах. В свою очередь, все это привело к превращению "очагов бедности" в серьезную политико-институциональную проблему.

Анализ политологической и социологической литературы по проблемам социальной структуры свидетельствует о широком размахе обследований всех социальных групп, при этом особое внимание уделяется изучению "низших классов". Бразильскими социологами разработана методология социологического анализа нищеты, определены рамки понятия "абсолютная" и "относительная" нищета. Сущностные характеристики бедности определяются тем, что она связана с низкой производительностью труда и с участием в неформальной экономике, другими важными критериями являются уровень и качество жизни, уровень потребления, доступ к образованию, качество питания, обеспеченность жильем.

Традиционной темой социологических исследований Бразилии и одним из основных объектов изучения являются маргинальные слои. Основная дискуссия по этой проблеме лежит в следующей плоскости: являются ли маргиналы порождением отсталости или, напротив, следствием модернизации, стремительного экономического роста, выталкивающего значительные слои населения из определенной социальной ниши, исключая их из экономической деятельности. В литературе имеет также место полемика по вопросу о степени устойчивости фавелы как особого исторического и социокультурного образования к воздействию "современного сектора".

В выступлении было также уделено внимание анализу современного этапа борьбы с бедностью в Бразилии(об этом см.: Л.С.О к у н е в а. Бразильские левые у власти: некоторые итоги социального реформирования. - Латинская Америка, 2004, № 6).

Д-р ист. наук Ю.И.Визгунова отметила, что на рубеже XX-XXI вв. в странах Латинской Америки усилился поиск путей преодоления "критической бедности" - тех значительных социальных издержек, которые во многом явились следствием неолиберальной стратегии трансформации экономики без учета национальных, региональных, этнических и культурно-исторических особенностей отдельных стран. Эти издержки, как показал ход экономических реформ, приобрели структурный характер. Ускоренный рост социального неравенства, безработицы и пауперизации широких слоев населения, а также сопутствующего им массового оттока рабочей силы в неформальный сектор экономики привел и к формированию в странах региона так называемой "новой нищеты" в основном городского населения, которая имеет тенденцию к росту.

Увеличение масштабов бедности и маргинализации наложилось на сложившуюся за многие десятилетия хроническую нищету сельских жителей. В результате проблема бедности стала одной из узловых, от ее решения во многом зависят перспективы поддержания стабильности, экономического роста и в целом общественного развития стран региона. Борьба с бедностью и нищетой декларируется приоритетом государственной политики.

Основной концепцией социальной политики в Латинской Америке становится создание такого комплекса общественных и государственных механизмов, которые позволили бы охватить социальной защитой все малообеспеченные слои населения и таким образом создать условия для повышения уровня их жизни. В поисках новых направлений социальной защиты населения возрастает понимание неразрывной связи экономических и социальных реформ, необходимости такой модели развития, которая, учитывая национальные традиции, сочетала бы эффективность и конкурентоспособность экономики с более справедливым распределением доходов.

Однако на этом пути латиноамериканские государства сталкиваются с немалыми трудностями, такими, например, как неразработанность национальных стратегических социально-экономических программ, нехватка финансовых средств и недостаточный опыт сочетания различных источников финансирования при реализации социальных программ, с учетом частной и общественной инициативы и др. Характерно, что отдельные страны региона стремятся к тому, чтобы меры социальной защиты населения отвечали конкретным историческим реалиям.

Вместе с тем, как показывает практика социальных реформ в Латинской Америке, проводимых в рамках неолиберальной модели, во многих государствах проявляются их общие тенденции.

Основной упор в социальной политике делается на снижение уровня безработицы, так как постоянное увеличение безработных, особенно полубезработных слоев, пополняющих пауперизированное застойное население латиноамериканских городов, стало главным фактором устойчивых показателей роста масштабов бедности и социального неравенства. Причем, такой бедности, которая охватывает все большее количество трудоактивного населения, образованного и профессионально подготовленного. По данным ЭКЛАК, в период 90-х годов доля квалифицированных работников, находящихся вне сферы занятости, увеличилась в 1,7 раза. При этом наблюдался перелив значительной части специалистов и техников в сферу обслуживания и услуг, в неформальной сектор экономики, который нередко сопровождался их деквалификацией и пауперизацией. К началу XXI в. удельный вес полностью безработных большинства латиноамериканских стран достиг самого высокого уровня по сравнению со среднегодовыми показателями за 90-е годы. В то же десятилетие абсолютный уровень нищеты в регионе увеличился на 35 млн человек - до 225 млн человек (2003 г.), хотя ее относительные показатели несколько снизились. Неформальный сектор экономики превратился в важнейший социально-экономический феномен оттока "избыточной" рабочей силы. К концу 90-х годов он поглотил 46,4% ЭАН, пополнившего пауперизированные слои полубезработных. Они и являются тем главным фактором, который влияет на приоритеты социальной политики и ее формы.

В странах Латинской Америки были апробированы различные формы абсорбирования рабочей силы на контрактной основе, включающие так называемые "неполноценные" или нетрадиционные виды работ по временным контрактам. Они все больше применяются на крупных и средних предприятиях, но наиболее широко используются на мелких фабриках и в ремесленных мастерских, работающих по принципу "рассеянной мануфактуры" и являющихся составной частью индустриальных комплексов. Политика развития малого и среднего предпринимательства занимает приоритетное место в стратегии правительств по борьбе с безработицей и бедностью. Разрабатываются национальные программы, нацеленные на повышение роли мелких и средних предприятий и их включение в модернизированные структуры, на поощрение частной инициативы и освоение новых форм занятости. При этом особый упор делается на подкрепление намеченных мер технической помощью и социальными кредитами как со стороны государства, так и общественных фондов. В Мексике и ряде стран Центральной Америки все более важную роль в решении проблем безработицы играют небольшие конвейерно-сборочные предприятия ТНК с неполным циклом производства ("макиладорас") - в текстильной, электронной, пищевой, химической отраслях и в сфере услуг. Мексика, как Бразилия и Коста-Рика, в результате осуществления программ развития мелкого и среднего производства и либерализации форм найма рабочей силы и организации труда достигли самого низкого в Латинской Америке уровня открытой безработицы. Вместе с тем, следует признать, что указанные факторы мало способствуют повышению уровня оплаты труда и снижению показателей бедности, если они не регулируются законодательством.

Вопрос о принятии трудовых кодексов, закрепляющих новые социально-трудовые отношения, стал одним из первоочередных. Однако этот процесс во многих странах затягивается. Так же, как и процесс социального реформирования в целом, связанный с определенной ломкой традици-онных структур, вызывающий неприятие широких слоев общества, он протекает медленно, не принося ощутимых результатов в социальной сфере малообеспеченному населению.

Концепция новой социальной политики нацелена на разделение функций отдельных социальных сфер, на территориальную децентрализацию, все более широкое использование частной инициативы, общественных фондов и привлечение общественности. Бразилия, Коста-Рика, Мексика и Перу проводят реформы в рамках функционирования государственной системы социального страхования, тогда как другие страны, и прежде всего Чили, осуществили радикальный переход от национальной распределительной модели к капитализированным формам социальной политики, разделив функции пенсионного и других видов социального страхования, особенно в сфере здравоохранения. Практика показывает, что в Коста-Рике и Чили реформы принесли заметные результаты с точки зрения снижения уровня бедности. Вместе с тем, многие страны Латинской Америки в силу нестабильности экономики, нехватки финансовых средств, а некоторые, наиболее отсталые - из-за незавершенности процесса экономической трансформации широко используют такую форму, как государственная адресная помощь малоимущим слоям, этносам и беднейшим районам. К их осуществлению привлекаются ученые и специалисты, неправительственные организации и население. Несмотря на то, что адресные проекты помощи населению, не связанные друг с другом, далеко недостаточны, чтобы сдержать рост социального неравенства и бедности в условиях трудностей в сфере государственного финансирования, они продолжают играть заметную роль в социальной политике.

Опыт реформ образования в странах Латинской Америки на основе подхода к развитию образования как к важнейшему фактору, способствующему снижению уровня бедности, свидетельствует о том, что нельзя отказываться от общегосударственного образования как базового. Вместе с тем, требуются подготовка кадров управления системой образования на местах и обеспечение ее финансирования, а также создание механизмов государственного регулирования новой децентрализованной системой образования.

Таким образом, опыт социальной защиты, накопленный в странах Латинской Америки, свидетельствует о том, что эффективное осуществление социальных государственных программ возможно лишь на базе комплексных социально-экономических проектов в рамках макроэкономической стратегии развития. Представляется значимым освоение новых форм социальной политики на основе механизмов взаимодействия в триаде государство - рынок - общество. Важнейшим из этих вопросов является регулирующая роль государства при всемерном развитии частной и общественной инициативы.

Канд. ист. наук О.П.Проселкова проанализировала первоочередные меры правительства А.Толедо (Перу) по борьбе с бедностью. Было отмечено, что борьба с бедностью остается одной из самых сложных проблем, стоящих перед нынешними властями страны. В процессе структурных реформ, проводившихся правительством А.Фухимори в течение последнего десятилетия ХХ в., приоритетным направлением было достижение высоких макроэкономических показателей. Социальная сфера, здравоохранение, образование и проблемы окружающей среды оставались на втором плане, им уделялось недостаточное внимание, что привело к росту недовольства, прежде всего в беднейших слоях перуанского общества. Значительно усилилась социальная поляризация, произошло размывание среднего класса и существенная маргинализация большей части населения страны. Продолжала увеличиваться дистанция между динамично развивающимися промышленными районами Тихоокеанского побережья (Косты) и депрессивными, традиционно отсталыми внутренними сельскохозяйственными районами (Сьерра и Сельва).

При населении страны, достигшем к 2004 г. 27,1 млн человек, долгосрочная макроэкономическая картина начала третьего тысячелетия для Перу выглядит обнадеживающе: ВВП в 2003 г. достиг 4%, т.е. превысил средний показатель 90-х годов (3,6%). В то же время число лиц, живущих за чертой бедности, возросло к началу тысячелетия до 54% (в 1995 г. этот показатель был равен 43%), в том числе количество крайне бедных также возросло, составив 18% (в 1995 г. было 14%). Доля социальных расходов в государственном бюджете составила 42% (в 1995 г. было 30%), т.е. социальные расходы на душу населения достигли 150 долл. в год (в 1995 г. было 69 долл.). Положительная динамика экономического развития страны в последнее десятилетие ХХ в. позволила избранному в 2001 г. президенту А.Толедо объявить, что в ходе своего правления он намерен проводить политику, направленную на смягчение социальных последствий жесткого курса правительства А.Фухимори. Результатом ряда мер, предпринятых еще в конце 90-х годов, стало (в начале нового века) некоторое снижение уровня бедности и повышение минимальной зарплаты и пенсии. Минимальная зарплата возросла с 103 долл. в 1995 г. до 131 долл. в 2000 г.; размер минимальной пенсии вырос с 85 долл. в 1995 г. до 115 долл. в 2000 г.

Возраст выхода на пенсию составляет в Перу 65 лет (один из самых высоких в Латинской Америке), при том, что средняя продолжительность жизни в стране равна 63 годам. Следует отметить, что пенсионное обеспечение охватывает лишь около 30% имевших постоянную работу граждан, доживших до пенсионного возраста. В основным это жители городов, а в сельской местности ситуация значительно хуже. Жесткий курс структурных преобразований, осуществлявшихся правительством А.Фухимори в 90-е годы, наиболее болезненно отразился в социальной сфере, его жертвами стали самые бедные, незащищенные слои населения. Был принят ряд непопулярных законов, например, таких, как закон об отмене госрегулирования в сфере занятости (1991 г.), который заменил прежний закон "О стабильности в трудовой сфере", существовавший с 1972 г. Согласно новому закону, осуществлялась полная либерализация рынка труда, предпринимателям разрешалось проводить увольнения без предварительного разрешения министерства труда, без согласования с профсоюзами; предпринимателям также разрешалось вносить изменения в график работ в соответствии с потребностями предприятия. Все эти меры лишь усугубили проблему безработицы в стране. Так, в середине 90-х годов (по данным различных источников) число безработных среди экономически активного населения составляло от 50% до 60% частично безработных и 8-10% - полностью безработных. В начале XXI в. ситуация в сфере занятости изменилась мало: в 2000 г. было около 51% частично безработных и 9,8% - полностью безработных.

В ходе реформ претерпела серьезные изменения система социального страхования, но в целом, система здравоохранения страны продолжает оставаться довольно слабой. Жители бедных районов, как правило, не имеют возможности в полном объеме пользоваться страховой медициной, а тем более платными услугами частных клиник. Сеть же государственных медицинских учреждений крайне недостаточна, нуждается в модернизации и дополнительном финансировании. Правительство А.Толедо пытается коренным образом улучшить систему здравоохранения, доставшуюся от прежнего режима. В то же время существенное внимание уделяется ограничению рождаемости, высокие темпы которой (около 2% в год) сводят на нет попытки улучшить ситуацию в социальной сфере, так как рост финансовых возможностей правительства отстает от темпов рождаемости, хотя Закон о планировании семьи был принят еще в конце 90-х годов. Большое значение придается дальнейшему развитию инфраструктуры, сети коммунальных услуг, социальному развитию сельских районов.

Довольно сложной остается ситуация в системе образования Перу, во многом определяющей будущее развитие страны в XXI в. Правительственные эксперты осознают, что недостаток финансирования системы образования в настоящее время вызовет в будущем усиление социальной напряженности, увеличение проблем бедности. Реформы 90-х годов затронули эту сферу в меньшей степени, чем другие. Государственные расходы на образование продолжают составлять около 3% (в 1980 г. было 6%). Школы первой ступени охватывают (по данным различных источников) до 90% детей, подлежащих образованию (это около 4 млн человек). Школы второй ступени посещают лишь 46% от числа детей, подлежащих образованию этого уровня. Однако среднестатистические данные не дают реальной картины, поскольку в Перу существует значительный дисбаланс между уровнем образования в городах и сельских районах, между белым (креольским) и индейским населением. Декларированное государством двуязычное образование в районах с компактным проживанием индейцев (кечуа, аймара) из-за отсутствия достаточного финансирования также оставляет желать лучшего. Доля учащихся частных школ колеблется в пределах 13-15% от общего числа школьников страны.

Проблема детей для Перу достаточно актуальна, поскольку эта страна является "молодой" по возрастному составу: дети до 15 лет составляют около 35%, люди от 15 до 64 лет - около 62%, люди старше 65 лет - около 3%. При этом очень высока детская смертность, особенно во внутренних районах, намного отстающих в социально-экономическом развитии. Около 93% детей, обучающихся в государственных школах, испытывают значительные финансовые затруднения. Государство осуществляет адресную помощь, но средств явно не хватает. Тем не менее, правительство А.Толедо предложило в 2002 г. программу "Уаскаран", предусматривающую компьютеризацию государственных и частных школ. В то же время, по данным Парламентской комиссии по делам женского и детского труда (за период 2002-2003 гг.), около 22% детей в возрасте от 6 до 13 лет вынуждены трудиться, число работающих детей в Перу в начале третьего тысячелетия составляет 1.833.375 человек. Не менее сложной продолжает оставаться проблема беженцев, число которых достигает порядка 1 млн человек. Это прежде всего жители сельских районов Сьерры и Сельвы, принадлежащие в большинстве своем к индейским этносам. В данном контексте социальная проблема тесно связана с межэтническими отношениями - этой крайне болезненной для полиэтнического государства темой, тем более что данная проблема осложнена еще одной, весьма актуальной (и не только для Перу) - проблемой терроризма. Национальный совет по вопросам беженцев и перемещенных лиц еще в середине 90-х годов настаивал на выработке всеобъемлющих программ, направленных на решение этой проблемы, но ситуация не меняется, прежде всего из-за отсутствия достаточного финансирования.

Несмотря на большой груз нерешенных проблем прежде всего социального характера, тот факт, что Перу удалось преодолеть политический кризис 2000-2001 гг. конституционным путем, вселяет определенный оптимизм в отношении будущего страны, пытающейся принимать меры для борьбы с бедностью и поддержания социального баланса, для повышения уровня жизни наиболее незащищенных слоев общества.

Проф. Ю.А.Зубрицкий остановился на истоках, факторах и параметрах индейской бедности. Он подчеркнул, что в знаменитой "Всеобщей песне" Пабло Неруды есть слова, имеющие непосредственное отношение к теме конференции. Обращаясь к индейской теме, именуя индейца "отцом Америки", поэт пишет:

И вот отца Америки согнули,
И он вошел в единственную дверь,
Открытую пред ним,
Дверь прочих бедняков,
Всех бедняков земли.

Если иметь в виду трагические судьбы индейских этносов в совокупности, то печальная картина, нарисованная чилийским поэтом, верна и в художественно-эстетическом, и в историческом плане.

Разумеется, определение уровня принадлежности того или иного социума к числу бедных должно базироваться на изучении целого рада конкретных параметров его бытия. Вместе с тем, если считать все автохтонное население латиноамериканского региона единым этнорасовым макросоциумом, то, вероятно, следует выделить основные, наиболее важные и значимые, параметры, послужившие базой для применения к нему категории бедности. На мой взгляд, таких основных параметров три.

Это, во-первых, внеэкономическое принуждение, включавшее в себя и прямое ограбление коренного населения во время Конкисты, и рабовладельческая (а также феодальная и полуфеодальная), по сути, эксплуатация в колониальный период, черты которой в большой мере проявлялись на протяжении многих десятилетий и после обретения независимости латиноамериканскими странами.

Второй основной параметр индейской бедности, тесно связанный с первым и переплетающийся с ним, может быть определен как военный и военно-административный.

Сам факт завоевания Конкисты превращал индейца в "conquistado", в завоеванного, побежденного, который, хотя и становился подданным короны его (ее) величества, но не получал полных прав гражданства, был отнесен к одной из самых низких каст этнократического общества и был обязан выплачивать испанским победителям особый налог ("трибуто"), по существу, контрибуцию, которая, хотя и устанавливалась в весьма скромных размерах, но на деле превращалась в непосильное бремя, поскольку царивший в колониях произвол позволял испанским чиновникам собирать трибуто по несколько раз в год. Длительное время институт трибуто сохранялся и в независимых государствах Латинской Америки, причем в некоторых из них существовала практика взимания этого налога за несколько лет вперед.

Не только трибуто, но и различные другие средства и формы эксплуатации и угнетения колониального и постколониального времени были призваны держать индейца в кругу дискриминации, повиновения и бедности. Среди них - мита и куатекил, энкомендарная система, институты асьенд, обрахес, уасипунго, церковные владения и поборы (особенно приостазго), в результате действия которых отработочная и продуктовая рента, изымаемые у индейцев, достигали гипертрофированных размеров.

Индейцев не покидало стремление вырваться из круга бедности и унижения. Часто это стремление воплощалось в побегах от власти "белых" хозяев, что нашло выразительное отражение в стихотворении на кечуа эквадорца Луиса Кордеро "Rinimi llajta rinimi" ("Я ухожу, родина, я ухожу"):

Не знаю, как мне дальше быть,
Не ведаю, найду ли счастье.
Но не могу я больше жить
В когтях у злой господской власти.

История знает и более радикальные формы выражения индейских стремлений: восстания, войны и даже революции. Выступления индейских этносов жесточайшим образом подавлялись в равной степени как этнократическо-кастовым колониальным обществом, так и независимыми латиноамериканскими государствами, также этнократическими. Однако традиции индейского сопротивления не исчезали и даже возрастали.

Специального изучения требует третий основной параметр принадлежности индейцев к числу бедных социумов, который может быть назван общественно-психологическим. Зародившись в границах первых двух параметров и продолжая быть связанным с ними, он в то же время обрел черты самостоятельного общественного явления, содействуя абсолютизации положения "индеец значит бедняк". Не только в кругах метисов и креолов, но и среди самих индейцев стала распространяться мысль о том, что их бедность проистекает из расовых особенностей. При этом в метисно-креольской среде ее нередко дополняют расистским утверждением "индейцы - это мертвый груз страны".

Порой индейская бедность и их социальная угнетенность подаются как воплощение божественной воли. Так в одном из мифов тукано, повествуется о том, что их предки не выполнили веление бога Биа-Уаке и в отличие от белых не искупались в волшебной реке, за что должны быть в вечном подчинении у белых.

С другой стороны, среди коренных жителей, в той или иной степени адекватно осознающих действительные причины бедственного существования своих этносов, возникают идеи об историческом долге, который им должны возместить креолы и метисы. Негативная сторона таких суждений проистекает из того, что они в той или иной степени ограничивают творческую энергию самих индейцев, надеющихся на разного рода льготы, привилегии и прямые денежные субсидии.

В то же время идеи "исторического долга" обладают серьезным мобилизационным потенциалом и способны успешно содействовать организации массовых выступлений как в рамках законности тех или иных латиноамериканских государств, так и за ее пределами, в том числе и выступлений расистско-националистических.

Разумеется, совокупность названных основных параметров бедности не могла быть абсолютно стабильной. Некоторые автохтонные этносы сумели на своей территории или ее части добиться значительных успехов в развитии экономики, создать фактическую или даже официально признанную автономию, определить свое участие в органах власти, повысить свою общественную весомость, причем не только в своей стране, но и за рубежом, в международных организациях.

Если в 40-х годах прошлого века, когда рождались строки великого чилийского поэта, действительность была такова, что неизбежно возникало мнение о правомерности отнесения всех индейцев к разряду (по словам этого поэта) всех бедняков земли, хотя и в то время среди них выделялись группы (немногочисленные), начинавшие концентрировать в своих руках значительные средства производства и обмена в рамках внутриплеменных и внутриобщинных отношений, то сегодня я воздержался бы от безоговорочного отнесения к бедным яков Мексики, куна Панамы, гуахиро Венесуэлы и Колумбии, кичуа и отаваленьос Эквадора и некоторых других этносов без дополнительных скрупулезных исследований и всестороннего сопоставления условий их существования с положением метисно-креольского населения.

Но факты индейского возрождения и прогресса - это лишь редкие светлые пятна на мрачном фоне бесправия, дискриминации и нищеты. Эволюционируя в том или ином направлении, названные выше основные (добавим: и не основные) параметры индейской бедности существуют до сих пор, что находит весомое подтверждение в публикациях исследователей, политиков, журналистов, наблюдателей, международных организаций.

Высокая современная численность индейцев (от 33 до 40 млн человек), к тому же постоянно возрастающая, служит одним из серьезных аргументов в пользу постоянного мониторинга этой части латиноамериканского населения, условия существования которого заметно ниже жизненных условий креолов и метисов.

В документе ЭКЛАК "Общие тенденции, приоритеты и препятствия в борьбе против расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и связанных с ними формами нетерпимости в Латинской Америке и Карибском бассейне" приводятся впечатляющие цифры и факты о бедственном положении коренного населения. Среди них - "прогрессирующая утрата индейцами своих земель и провалы в экономическом развитии общества". Красноречивы и конкретные факты: в Боливии, например, 75 индейских детей из каждой тысячи новорожденных не доживают до одного года.

В Мексике более 50% жилищ в районах массового проживания индейцев не имеют электричества, 68 - водопровода, 90 - канализации, а 76% жилищ имеют земляные полы. В Гондурасе неграмотность среди индейцев достигает 87%.

Результатом и в то же время фактором и параметром индейской бедности является фактическая ограниченность доступа индейцев в сферы медицинского обслуживания и образования. Например, в Эквадоре лишь 53% индейского населения имеет начальное образование, 15 - среднее и 1% - высшее.

Бедственное положение индейцев в какой-то степени меняется. Как отмечает выдающийся мексиканский ученый и общественный деятель Родольфо Ставенхаген, являющийся специальным представителем ООН по делам коренных народов, практически все страны Латинской Америки провели конституционные реформы с целью предоставления гарантий прав коренного населения. Но механизмы для обеспечения оптимально возможного уровня существования индейских обществ отсутствуют. Кубинцу Хосе Марти принадлежит знаменитая фраза: "Америка не пойдет вперед, пока индеец не встанет на ноги". Сегодня эти слова могут быть перефразированы: латиноамериканские народы не станут богатыми, пока индеец будет оставаться бедняком.

Канд. ист. наук Н.Ю.Кудеярова выступила с докладом "Социальные последствия увеличения потока денежных переводов в страны Латинской Америки", в котором отметила, что растущий поток денежных переводов из США и стран Европы в последние годы стал все более отчетливо влиять на социальную ситуацию и экономику многих стран Латинской Америки. Для населения некоторых из них он стал ощутимым источником средств существования. Известно, что для небольших стран Центральной Америки и Карибов уровень притока финансовых средств уже давно сопоставим с уровнем прямых внешних инвестиций. В таких странах, как Гаити, Никарагуа, Сальвадор, Ямайка, Доминиканская Республика и Гайана денежные переводы составляют более 10% от ВВП (T.B r i d g e s. Aumentan remesas de latinoamericanos a sus paises de origen. Miami Gerald, 28.IX.2004). В последние годы в Мексике объем денежных переводов стремительно увеличивается и в настоящее время уже конкурирует с доходностью нефтяной отрасли и превышает доходы от туризма (A.J.A r r o y o, I.C o r v e r a V a l e n z u e l a. Actividad economica, migracion a Estados Unidos y remesas en el occidente de Mexico. - Migraciones internacionales. Mexico, 2003, vol. 2, N 1, p. 39).

Увеличение финансового потока в латиноамериканские страны напрямую связано со стремительно растущей эмиграцией в США. Представляется, что в настоящее время мы являемся свидетелями промежуточной стадии, которая должна привести в обозримом будущем к качественным изменениям: либо удастся аккумулировать средства и развить уровень образования, вложить деньги в бизнес, в долгосрочное как индивидуальное, так и коллективное развитие, либо эта ситуация в конечном итоге приведет к социальной маргинализации, поскольку такая тенденция социального развития является экстенсивной, напрямую увязывая число эмигрантов, уехавших на заработки, с "благосостоянием" оставшейся на родине семьи.

Несмотря на стремительный рост получаемых в латиноамериканских странах денег, уже на протяжении многих лет структура их потребления остается неизменной, поддерживая сложившуюся нелегкую общую социальную ситуацию.

То, что является положительной стороной денежных переводов, - индивидуальный характер их потребления - во многом затрудняет возможность использования этих средств на какие-либо более крупные проекты. В конечном счете, бурное развитие семейных переводов привело к стимулированию самой инфраструктуры переводов, сферы обслуживания и других отраслей, напрямую связанных с индивидуальным потреблением. Одной из основных задач, занимающих в настоящее время многих аналитиков, является улучшение способов перевода денег в латиноамериканские страны, а также уменьшение комиссионных сборов с этих операций.

В общем потоке денежных переводов можно выделить два основных типа: семейные и коллективные. Подавляющее большинство переводов приходится на первый вариант, когда эмигрант напрямую переводит деньги своей семье.

На фоне позитивного отношения к притоку значительных средств противоположные чувства вызывает структура их использования - деньги, направляемые членам семей, тратятся в основном на покрытие первичных жизненных потребностей: покупку продуктов, оплату жилья, медикаментов. Так, в Мексике в среднем расход этих финансовых средств распределяется следующим образом: 67% идет на содержание семьи, 12% - на покупку дома или земли для семьи, 13% уходит в сбережения, 2% вкладывается в создание или финансирование предпринимательской активности, 5% - на другие типы вложений. При этом на образование в среднем отводится не более 7% получаемых средств (Ibid., p. 43).

Другим упоминавшимся вариантом являются коллективные переводы, основанные на добровольных взносах представителей региональных диаспор. Этот способ позволяет аккумулировать относительно крупные средства - в среднем около 20000 долл. - и вкладывать их в развитие муниципальной инфраструктуры на родине. При явном наличии преимуществ такого типа переводов здесь есть немало подводных камней, основным из которых можно назвать обеспечение эффективного использования средств. Развитию этой формы мешают как высокий уровень коррупции, политическое противоборство на местном уровне, так и отсутствие быстрого результата, который может отразиться на улучшении жизни семьи эмигранта.

Но есть и положительные примеры, такие, как Программа "3х1" в мексиканском штате Сакатекас, где на каждый вложенный эмигрантскими объединениями доллар федеральные и местные власти вкладывают по одному доллару. На средства программы осуществляется развитие инфраструктуры сельскохозяйственных районов, ведется строительство дорог, водопроводов (J.M a r t i n e z P i z a r r o. Panorama regional de las remesas durante los anos noventa y sus impactos macrosociales en America Latina. - Migraciones internacionales. Mexico, 2003, vol. 2 , N 2, p.49). При явных преимуществах этот тип переводов не в состоянии пока конкурировать с индивидуальными переводами, поскольку только конкретные результаты реализованных проектов, непосредственно влияющие на жизнь семьи эмигранта, могут побудить последнего добровольно вносить деньги в коллективные проекты.

В заключение хотелось бы отметить, что феномен стремительного роста денежных переводов имеет множество подводных камней. Эффективное использование этого ресурса в борьбе с бедностью в Латинской Америке возможно в течение непродолжительного времени. Вполне вероятно, что в ближайшие 5-10 лет мы сможем наблюдать, удастся ли преобразовать этот финансовый ресурс в качественные положительные изменения в странах Латинской Америки или же он, наоборот, создаст анестезию экономическому застою, что приведет к глобальным социальным и экономическим потрясениям.

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что обмен мнениями в ходе "круглого стола" продемонстрировал важность и актуальность проблемы бедности не только для Латинской Америки, но и для России. Было отмечено, что многие стороны этого явления имеют интернациональный характер, что требует анализа и общих закономерностей, и специфически национальных черт бедности, и особенностей социальной политики в разных странах. Участники дискуссии представили различные точки зрения и различные подходы к проблеме, останавливались на политических, исторических, социальных, экономических, культурных аспектах этой сложной темы, практически не разработанной в отечественной науке. Очевидно, что серьезную трудность в ходе работы представляет ограниченность документального материала, в том числе неформального и "субъективного", а также отсутствие обобщающих аналитических исследований, которые носили бы фундаментальный характер. В то же время обсуждение позволило прочертить общие ориентиры и направления для дальнейшей работы и наглядно показало, что только комплексный, междисциплинарный подход, основанный на диалоге и сочетании ракурсов и мнений, может быть плодотворным в исследовании проблемы бедности. Коллективная монография, посвященная этим вопросам, должна быть закончена в IV квартале 2005 г.

Записала Л.В.ДЬЯКОВА