КУЛЬТУРОЛОГИЯ

В.Б.Земсков - д-р филологических наук, зав. отделом литератур Европы и Америки новейшего времени Института мировой литературы им. А.М.Горького

Латиноамериканский литературный процесс XVI-XX вв.
Некоторые теоретические аспекты

В настоящей статье представлены некоторые ключевые теоретические положения, характеризующие латиноамериканскую модель литературного процесса от этапа генезиса в XVI-XVII вв. до середины, второй половины XX столетия, когда литература Латинской Америки становится важнейшим явлением мировой литературы. Эти положения лежат в основе завершенной в Институте мировой литературы им. А.М.Горького РАН 5-томной "Истории литератур Латинской Америки" (I т. - 1985, II т. - 1988, III т. - 1994, IV т., в двух книгах - 2004 г., V т. - в печати).

Как следует из хронологии выхода томов "Истории", работа над этим изданием была длительным процессом и, конечно же, представления о литературном процессе в Латинской Америке, теоретическая база исследования уточнялись, претерпевали определенные изменения, тем не менее, основные исходные тезисы оказались достаточно прочными, позволившими выстроить непротиворечивую теоретическую модель формирования латиноамериканской литературы от XVI до XXI столетия.

Положения, о которых идет речь, вытекают из комплексного анализа литературы в общем составе культуры, соотношения ее с другими частями и компонентами общего культурообразующего процесса, ее положения, роли и функции в нем. Анализ под таким углом зрения позволяет наиболее полно понять специфичность литературной традиции и предложить взаимосвязанную во всех частях интерпретацию ее генезиса и формирования.

История латиноамериканской литературы как литературы нового времени, возникающей в результате европейской экспансии в Новый Свет, уникальна. Ведь на исходном этапе общекультурная ситуация в зоне будущей Латинской Америки - это "нулевая" ситуация. Такой же она была, например, и при перенесении в Новый Свет английской культурно-литературной традиции, но дальнейшие пути развития на Севере и на Юге оказались совершенно различными. В отличие от североамериканского варианта, "нулевая" ситуация в иберийской зоне обладала совершенно особыми креативными возможностями.

В зоне иберийской экспансии конфликт-встреча миров привел не к самоизоляции встретившихся традиций, а к их активнейшему конфликтному взаимодействию на всех уровнях - от "низового" уровня расово-этнического смешения (метисации), культурно-хозяйственного обмена (и в ходе, и после завершения конкисты) и до высшего уровня духовного, религиозно-мифологического взаимодействия в ходе всеобщей христианизации автохтонного населения.

Последствия такого "креативного конфликта" оказались неоднозначными. В результате столкновения происходит деструкция не только автохтонной культуры как системы, но и "рассыпание" иберийской систематики. Иберийский Логос как система не был воссоздан в новых условиях и не мог им соответствовать. Решающее доказательство тому в следующем: иберийский эпический субстрат (эпика, романс, фольклор), являющийся основой испанкой/португальской литератур, их кодов, не стал основой для новой креольской культуры, он представлен в ней осколочными, бессистемными фрагментами. В этих условиях, во-первых, литература, Слово начинают занимать авангардное место в составе нарождающейся культуры; во-вторых, перед ними встает задача, сопоставимая с тем, какую роль в литературах с древними традициями играл изначальный эпос: первичное освоение картины мира, номинование нового локуса во всех его частях, воссоздание нового пространства во всех измерениях, создание базовых образов нового мира, выработка ключевой метафорики, основных мифологем, т.е. создание собственного кода. В XVI-XVII вв. эту роль выполняет хроникальная (документально-художественная) литература, так называемые "американские хроники" и отчасти профессиональная литература. Сказанное определяет особый, повышенно мифогенный и мифотворческий характер возникающей традиции на всем пути ее формирования.

Начало творению мифа Нового Света положили американские хроники XVI столетия, вся дальнейшая история - это история выработки сменяющих один другой вариантов образов-мифов возникающего нового креольского, латиноамериканского мира на основе элементов различных художественно-идеологических систем (барокко, классицизм, романтизм, натурализм и т.д.). Промежуточный финал и итог этого процесса - "новый" латиноамериканский роман середины и второй половины XX в., который завершает давнюю историческую миссию - создает универсально значимую картину мира Латинской Америки, латиноамериканский Логос, тем самым замыкает концы и начала и устанавливает латиноамериканский культурно-исторический континуум - от американских хроник XVI в. до конца XX столетия.

Итак, исходная ситуация определяет тип однородного, возникающего по всему континенту латиноамериканского художественного сознания как транскультурного и повышенно мифогенного, устремленного к тотальной кодификации действительности, ее номинации, метафоризации, образной реконструкции и ее интерпретации. Соответственно, роль "вторичного" эпоса, "вторичного" фольклора на всем пути своего формирования выполняет литература, ищущая опоры для решения этих задач во всех доступных источниках (от европейских до автохтонных, креольских и др.).

В идеологическом плане это влечет за собой зарождение в самом генезисе и заметное проявление уже в XVII в., в креольском барокко, первичных форм самоидентификационного процесса, развивающегося в полемических отношениях с европоцентризмом. Такие полемики становятся важнейшим культурообразующим механизмом на всем протяжении истории.

Самоидентификационный процесс в ходе освобождения от власти Испании в начале XIX в. и первоначального формирования национальных государств становится основой культурообразования, предстающего как активное взаимодополняющее взаимодействие интегрирующих, центростремительных тенденций (общеконтинентальный уровень) и тенденций дифференцирующих, центробежных (формирование национальных литератур). В отсутствие развитых базовых основ культуры именно словесность, литература выполняют фундаментальную роль создания первичных национальных картин мира, осваивают национальные "локусы", ищут и моделируют национальные типы человека, начинают рефлектировать по поводу национальной специфики, то есть создают основы национальных кодов. На начальном этапе основой для этого служат романтико-костумбристский и романтико-позитивистский комплексы, воспринятые из Европы, но преломленные в системе собственных проблем, оппозиций, тенденций. Уже в XIX в. обнаруживаются такие характерные черты, как программность, "жесткость" моделирования национального мира и архетипа национального человека, выделение констант и тенденций, характеризующих свой мир.

Важнейшей опорой для литературы становится развивающийся с конца XVIII в. новый креольский фольклор малых неэпических форм (балладного и песенно-танцевального характера), сходный по своему типу на всем континенте, что отражает важнейшие глубинные процессы формирования нового типа культурного бессознательного, базовой системы экзистенциальных ценностей народной культуры. Именно эти малые фольклорные формы начинает использовать литература в качестве исходного строительного материала для эпического моделирования собственной картины мира (раньше, чем в других зонах, - в Аргентине XIX в., но главным образом уже в XX в.).

Обращение к собственным "малым" (балладным) фольклорным формам становится одним из способов решения важнейшей для формирования новой литературы оппозиции письменное - устное. Языковые, риторические модели испанского происхождения обнаруживают свою неадекватность при обращении писателей к собственной действительности, к народной речевой практике креольского, метисного населения.

Формирование литератур Латинской Америки в XIX в. как межлитературной общности, основанной на подвижной, пульсирующей системе центростремительных и центробежных тенденций, при ретроспективном взгляде на нее из XX столетия предстает активным цивилизационно-строительным процессом. Именно поэтому основой периодизации литературного процесса является не характерная для Европы смена философско-эстетических течений, а этапность цивилизационного самостроительства, в котором словесность выполняет важнейшую авангардную и опережающую функцию.

Этапность цивилизационного формирования определяет и особенности его конфигурации и тип развития. Для его характеристики подходят некоторые дефиниции "поструктуралистского историзма" М.Фуко. Это не линейно-прогрессивное становление, тип его определяется кумулятивностью, наслоениями, ретардационным присутствием старых форм, сосуществованием архаики и современного, разрывами и скачками, широким развитием "горизонтальных" связей между разноцивилизационными и разновозрастными блоками культур и словесности. Но при этом неизменно присутствует и вектор поступательности, доминантные тенденции и несомненная последовательная логика становления как части общего цивилизационного процесса.

В XX в., в сравнении с предшествующим периодом, первоначальная структура межлитературной общности обретает все более сложный и развитый вид, происходит ее вызревание как нового универсального явления в мировом литературном процессе. Генетически связанная с Европой, развивающаяся в лоне западной традиции, вместе с ней, но - и видимое свидетельство тому постоянные антиевропоцентристские полемики - вопреки ей, латиноамериканская литература все более отчетливо обнаруживает тенденцию структурирования в самостоятельную систему, которая функционирует на основе собственных закономерностей и порождает собственные цивилизационные смыслы. Она и принадлежит западному кругу, и в то же время все менее является однородным с ним образованием.

Схематически процесс усложнения и одновременно автономизации латиноамериканской межлитературной общности можно представить как все более активное функционирование цивилизационного ядра, которое, оставаясь целостным, в то же время становится все более сложным по составу, дробится на все большее число оппозиций, что отражает нарастающую дифференциацию всех уровней развития культурно-художественного сознания (национальный, регионально-зональный, этно-культурная вариативность внутри национальных и зональных образований, общеконтинентальный уровень).

Каждая национальная литература, взятая сама по себе или внутри зональной общности (литературы Ла-Платы, Мексики и Центральной Америки, Андские литературы, Карибские литературы) имела свой особый путь, свою историю, свои импульсы развития. Общеконтинентальный самоидентификационный процесс преломлялся по-особому в каждой литературе, дробился на множество вариантов поисков национальной "сущности", зональной онтологии, моделирования своих картин мира, выработки национальных типов человека, обнаруживал специфическую реинтерпретацию общего кода латиноамериканского пограничья, свои преференции в отборе тематически-проблемных и художественных констант. При этом в целом для латиноамериканских литератур с их устремленностью к программному архетипическому моделированию своего мира характерны стремление к выделению жестко фиксированных ключевых топосов, специфическая монотемность, придающая внутреннюю логичность и в то же время своеобразную редуцированность, которая преодолевается на основе взаимодополнительного взаимодействия с другими литературами на континентальном уровне развития.

И дифференцирующие, и интегративные процессы развиваются по мере увеличения числа межлитературных связей, расширения взаимообменов как на уровне индивидуально-творческих открытий, так и на уровне движений, течений, самоидентификационных культурно-цивилизационных концепций, которые выходят за пределы национальных границ и включаются в общеконтинентальный уровень взаимодействия, создавая континентальный метатип культурно-художественного сознания. Описанная система взаимодействий не может быть охарактеризована иначе, как формирование межлитературной общности. Художественное развитие, самоидентификационные поиски, построение национальных картин мира осуществляются на основе взаимодополнительного взаимодействия, и только в этом общем процессе каждая национальная литература полностью обретает и выражает свою автономность и смысловую полноту. В то же время смысловая и художественная полнота всей литературной общности выражается в тезаурусе общих ценностей, складывающихся из открытий, сделанных различными национальными литературами.

Такова общая конфигурация литературного процесса. Далее речь пойдет о внутренних культурообразующих и литературообразующих механизмах, которые вырабатываются в отношениях с источниковыми традициями, прежде всего с европейской. Полемики, о которых говорилось, формула развития вместе, но по-иному и вопреки - это выражение действия этих специфических механизмов.

Во многом они определяются уже в так называемом испаноамериканском модернизме (рубеж XIX-XX вв.), устанавливающем обширные интертекстуальные отношения с европейскими литературами. Механизм этих отношений регулируется самоидентификационным процессом, диктующим селекцию и, вне европейской логики развития, диффузию элементов разных течений, их рекодификацию, изменение в поле собственных оппозиций и исканий. Среди процедурных механизмов рекодификации - парафраз, травестия, изменение значений вплоть до полной инверсии изначальных смыслов и форм. Еще более явственным становится этот механизм в литературе XX в., которая широчайшим образом использует опыт европейского авангардизма и модернизма, и далее - экзистенциализма, абсурдизма, текстовых стратегий неоавангардизма, "нового" французского романа и т.д.

Характерно, что решающее значение для латиноамериканской литературы XX в. имели кризисные явления литературы Европы, которые были порождением ломки классической европейской цивилизационной картины мира. Авангардизм сыграл особую роль - в нем латиноамериканские писатели обнаружили основания для реализации собственных художественных интенций и принципы их воплощения. Это мироустроительные утопические установки на создание "нового мира" и "нового человека", концепт Творца-Демиурга (в латиноамериканских вариантах - "Делатель", "Конструктор", "Изобретатель"), принципы художественного программного конструктивизма, обращение к массовому сознанию, к "культурному бессознательному", к архаике, поиск "адамического" языка для новой номинации и метафоризации мира, апелляция к чуду (концепция "чудесной реальности", или "магического реализма"), нацеленность на программное выявление онтологических основ и архетипических характеристик латиноамериканского мира, обращение к примитивному, к мифу. Эти принципы позволили латиноамериканским писателям XX в. осознать свои истоки и установить историко-культурный континуум, так как, по сути, сходные принципы они обнаруживали в творчестве создателей американских хроник XVI-XVII вв. - первых "изобретателей" и "конструкторов" картины Нового Света. Не случайно, что крупнейшие писатели XX в., внимательно читавшие американские хроники, именовали себя "Хронистами" Нового Света, или, как и хронисты прошлого, - "Свидетелями". Все почерпнутое в европейской культуре рекодифицировалось, переводилось в систему средств и способов построения, как это формулировали крупнейшие романисты, "тотальной" картины мира Латинской Америки, воссоздания "человека латиноамериканского" - нового "родового индивидуума", вышедшего на арену мировой культуры, его "коллективной экзистенции". В этом суть и смысл "нового" латиноамериканского романа.

Латиноамериканский роман XX в. завершил тот путь, который полтысячелетия назад был начат в хрониках Нового Света и открыл новое будущее для латиноамериканской литературы. На этом пути было два основных этапа: 1) освоение нового пространства, которое начинается в американских хрониках и завершается в теллурическом (почвенническом) романе (до 40-х годов XX в.); 2) открытие собственного варианта художественного времени, собственной темпоральности.

"Новый" роман соединил Топос с Хроносом - возник латиноамериканский хронотоп, если воспользоваться термином М.М.Бахтина. В основе латиноамериканского хронотопа, в отличие от классического, европейского, - иная эпистемологическая парадигматика, которая порождает и иную поэтику. В XX в. латиноамериканская литература отказалась от принципов классической европейской традиции (монизм, рациоцентризм, антропоцентризм, линеарность, эволюционизм и т.д.), которая "разбилась" и фрагментировалась в авангардизме и модернизме, и противопоставил ей свой Логос, основанный на принципах множественности, нелинейности, вариативности, децентрированности, развития как постоянного метаморфоза и трансформационизма с полифункциональными возможностями и неожиданными результатами. Внешне это напоминает постмодернистскую картину мира, однако по сути это иное явление. Латиноамериканская новая систематика возникает уже в 40-х годах XX в. (с появлением первых блестящих произведений "нового" романа), то есть задолго до постмодернизма, и в отличие от него не является продуктом эпистемологической "неуверенности" и "растерянности", но утверждением собственной поликультурной, множественной картины мира с помощью конгениальных ей принципов; картины, которая является одновременно и образом поликультурного всеобщего мира. Оказавшая столь существенное влияние на развитие мировой литературы поэтика "нового" латиноамериканского романа может быть охарактеризована в виду сказанного, как поэтика мифопоэтического конструкционизма, в основе которого - игровая комбинаторика, позволяющая сочетать подлинный, "живой", мифологизм и современную романную "инженерию".

Главная черта конца XX столетия - многообразие художественных исканий, во многом связанное с различными вариантами освоения и развития открытий "нового" романа, в том числе в полемических формах "разрыва". В наиболее развитых литературах (Мексика, Аргентина, Бразилия, Чили, Уругвай, Колумбия, Венесуэла) это привело к расшатыванию, а возможно, и к распаду системности, связанной с жесткой запрограммированностью на построение картин своего мира, на выявление его онтологических, архетипических характеристик, и соответственно, с монотемностью, мономотивностью, концентрацией вокруг ключевых констант, стереотипов, топосов, оппозиций, и к обретению более свободного личностного мировидения. В своем формировании от генезиса до современности латиноамериканские литературы в условиях нового и новейшего времени "пунктирно" повторили классический путь от выработки эпических основ к собственно романному развитию, осваивающему настоящее время современности.