|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Круглый стол проведен в рамках работы по проекту РГНФ № 09-03-00803а/Р «Исторические, социально-экономические и цивилизационные особенности восприятия идеи многополярного мира в странах Латинской Америки и их влияние на формирование образа Российской Федерации в регионе»
|
Круглый стол в Центре политических исследований по тематике многополярного мира.
27 мая 2010 г. в Центре политических исследований ИЛА РАН состоялся круглый стол «Исторические, социально-экономические и цивилизационные особенности восприятия идеи многополярного мира в странах Латинской Америки».
Тезисы к дискуссии.
Д.полит.н. заместитель директора ИЛА РАН Б.Ф. Мартынов открыл заседание. Глобальные проблемы современности (экологическая, энергетическая, продовольственная и т.д.) также не могут быть решены усилиями одной, пусть даже самой сильной державы мира, либо усилиями нескольких крупных держав. Поэтому перспектива становления глобального сотрудничества в рамках многополярного мира рассматривается многими в качестве императива, гарантирующего выживание человечества. Однако многополярный мир не только не является на сегодняшний день некой безусловной реальностью, но и сама концепция многополярности пока не отработана, ни в теоретическом, ни в практическом плане. Она является объектом критики не только со стороны тех сил, которые заинтересованы в сохранении иных состояний полярности, но и, зачастую, тех стран и народов, которые опасаются вновь, как и в ситуации «классической многополярности» кануна первой мировой войны, оказаться пассивными объектами манипулирования со стороны новых «великих держав». При этом комплексная научная проработка концепции многополярности применительно к миру в целом или к какому-то конкретному региону до сих пор не ставилось в практическую плоскость.
Неспособность многополярности начала ХХ в. предотвратить скатывание мира к кошмару всеобщей войны, является на сегодняшний день чуть ли не главным аргументом в руках тех ученых, в первую очередь - американских (З. Бжезинский, Ч. Краутхаммер, Р. Кохейн и др.), которые видят в «благожелательном гегемонизме» одного, самого сильного участника системы, либо в биполярном «разделении ответственности» за мир двух самых сильных держав (К. Уолтц, Дж. Миршеймер), залог обеспечения глобальной стабильности. Однако эти авторы почему-то «не спешат» проанализировать отличия прежней «классической» многополярности от нарождающейся нынешней, ограничиваясь простым и эффектным, но довольно поверхностным сравнением двух систем. Нынешний этап мирового развития отличается особыми качествами. В «систему Бисмарка» конца XIX - начала ХХ в. входили разные страны, с разными государственными системами и порой полярно различавшимися государственными интересами. Однако все они (за вычетом Японии) принадлежали к одной и той же западной христианской цивилизации и, конкурируя и даже враждуя друг с другом, выступали, как правило, единым фронтом в отношениях с неоформившимися, недостаточно оформившимися или откровенно слабыми в государственно-правовом, экономическом и военно-политическом плане «не-западными» цивилизациями - Китаем, Индией, странами Африки и Латинской Америки. Сегодня, когда мы говорим о «многополярном мире», то, иногда не вполне осознанно, подразумеваем под этим нарождающееся межцивилизационное общение не столько отдельных стран, сколько целых регионов Земли и, если брать еще шире - различных рас, религий, культур и моделей развития, и эта парадигма в корне отличается от прежней «многополярности». При этом нынешняя несет в себе как дополнительные возможности для сотрудничества, так и новые, во многом еще мало знакомые нам нагрузки и риски, поскольку под понятие «межцивилизационное общение» естественным образом подпадают кризисы и конфликты «нового поколения».
Во-первых, многополярный мир XXI века нарождается в условиях сохранения и дальнейшего совершенствования ОМП. В годы «холодной войны» оно существенным образом скорректировало известную формулу Клаузевица о войне как «продолжении политики иными средствами». Тем не менее, угроза его распространения как «вглубь», так и «вширь» - на новые страны и регионы земли, которая весьма активно заявила о себе в начале нового столетия, создает возможность понижения порога его применения и большую вероятность скатывания нашей планеты к ядерному Армагеддону. Во-вторых, «многополярность» сегодня начинает рассматриваться скорее как функция межцивилизационнного общения, нежели как результат взаимодействия между собой нескольких мощных государств. И в этом смысле понятие «нарождающаяся», на наш взгляд, как нельзя более соответствует нынешнему историческому моменту становления нескольких мировых цивилизаций в качестве самостоятельных и, в перспективе, основных глобальных акторов XXI века. Сегодня идет активный процесс становления «Большого Запада», «Большого Китая», «Большой Индии» и «Большой Латинской Америки». Наверное, после того, как Россия, наконец, продемонстрировала решимость защищать свои интересы на постсоветском пространстве, настал черед говорить и о начале становления «Большой России»...
И, наконец, в-третьих. После событий 11 сентября разговоры о «глобальном межцивилизационном взаимодействии» приобрели характер мрачных пророчеств. Казалось, начали сбываться предсказания о «войне цивилизаций». При этом максимально обнажилась связь между глобализацией, как стиранием информационно-культурных граней между различными человеческими сообществами и протестом традиционных социумов, в частности - мусульман, американских индейцев и т.д. против навязываемых им чуждых поведенческих стереотипов. Закономерен вопрос: при отсутствии гарантий того, что «нарождающаяся многополярность» не станет хуже всех тех систем, которые уже пережило человечество в своей новейшей истории, не связываем ли мы с ней слишком много надежд? Не означает ли это, что идея многополярного мира утопична, поскольку утопично рассчитывать на устранение тех мощных культурно-религиозных перегородок, которые отделяют одну цивилизацию нашей Земли от другой?
Ответ на этот и другие вопросы мы постарались дать в монографии «Дилемма многополярного мира и страны Латинской Америки» (авторы Давыдов В.М., Мартынов Б.Ф., Проценко А.Е.), подготовленную за счет гранта РГНФ. Выход книги запланирован на первый квартал 2011 г. Здесь же хотелось бы огласить основные выводы, к которым пришли авторы в данной работе. Во-первых, преимущество системы многополюсного устройства мира перед однополярной и биполярной, прежде всего, заключается в том, что для своего функционирования она должна основываться на праве. Сила не нуждается в праве, которое призвано ее разумно ограничивать. Это как нельзя более очевидно на примере однополюсного мира, существующего «по понятиям» главного игрока системы. Но и в условиях биполярности, где каждый из двух «равноответственных» акторов стремится к обеспечению «свободы рук» в своей зоне влияния международное право используется не по своему прямому назначению, а для дискредитации позиции соперника в глобальной игре с «нулевой суммой». Однако для взаимодействия нескольких крупных игроков, обладающих примерно сопоставимой мощью и влиянием, право необходимо per se для того, чтобы обеспечивать между ними разумный modus vivendi.
При этом авторы монографии далеки от «юридического романтизма» и желания наделять право, тем более международное, способностью действовать не согласуясь с интересами людей, их традициями, религиозными и культурными воззрениями, предпринимательской и трудовой этикой, особенностями исторического развития, и т.д. - т.е. всего того, что входит в понятие «цивилизационная идентичность». Наоборот, следует откровенно признать, что сегодня эта ранее игнорируемая реальность начинает все больше определять поведение государств на международной арене. Сегодня формирование на макроуровне международного общения цивилизационных полюсов современного мира на микроуровне дополняется поляризацией ценностей, что находит подтверждение в разном отношении людей разных цивилизационных архетипов к глубинному восприятию проблем, которые затрагивают человечество в целом (терроризм, наркотрафик, борьба с бедностью и социальным неравенством, глобальным потеплением и т.д.). Так, согласие всех с тем, что с расползанием ядерного оружия по нашей планете необходимо бороться, отнюдь не гарантирует того, что одни будут бороться с этим «невзирая на лица», а другие - в значительной мере условно, в зависимости от своих политических симпатий и антипатий.
Таким образом, авторы полагают, что залогом новой глобальной стабильности XXI века должна стать такая система, где правовое сотрудничество государств и народов будет основываться на цивилизационно-культурном. Приоритетной задачей при этом становится минимизизация тех цивилизационно-культурных различий, которые могут подрывать роль права как демиурга мировой политики. С этой точки зрения становится очевидной важность преференциального взаимодействия тех участников глобальной системы, отношение которых к нему можно квалифицировать, по крайней мере, как уважительное.
Практика свидетельствует, что если история Европы - это история войн, то история Латинской Америки - это, в первую очередь, история попыток правового разрешения внутрирегиональных споров и противоречий и нахождения правовых барьеров против вмешательства извне. Подавляющее большинство «войн», которые велись латиноамериканскими странами между собой в прошлом и позапрошлом веках, с нашей «привычной» точки зрения, вообще можно было бы считать не более чем пограничными конфликтами. Следует отметить лидерство латиноамериканцев в разработке инструментария средств и методов мирного разрешения международных споров, их вклад в закрепление общих принципов МП - равенства, невмешательства и территориальной целостности. Латиноамериканские страны внедрили в международную практику принцип дипломатического убежища, разработали ряд важных новаций в морском праве, стали пионерами в деле сокращения вооружений и создания первой в мире зоны, свободной от ядерного оружия. В науке международного права получили известность имена латиноамериканских юристов Л.-М. Драго, Х. Кальво, А. Дестефани, А. Бустаманте и др.
Эту специфику латиноамериканского правосознания можно объяснить укорененностью в нем католической догмы, направленной на взыскание «Града Божьего» на Земле и ведущей начало от учения Блаженного Августина. Отсюда – традиционная вера латиноамериканцев в силу и возможности государства и не менее традиционная популярность левых (государственнических в своей основе) идей. Позитивное право, в отличие от сугубо индивидуалистической парадигмы протестантизма, носило в рамках этой парадигмы вторичный, производный от Веры характер, обусловливаясь правом естественным. Такое его понимание, максимально приближенное к понятиям справедливости и морали, делает его гораздо менее зависимым от конкретного человеческого интереса, менее подвижным, но, одновременно, более устойчивым. Отнюдь не случайно, при этом, что «левый поворот», затронувший большинство государств этого региона в начале нового XXI столетия, обнаружил свою укорененность в цивилизационно - культурных, исторических и социально – экономических пластах латиноамериканских обществ. Несмотря на различия в тональности предпринимаемых в странах «левого поворота» преобразований, сложности и риски, которые неизбежно влекут за собой реформы, нельзя не отметить их объективный, соответствующий императивам времени характер – следствие превращения Латинской Америки в новый центр силы в мировой политике. «Левый поворот» рассматриваемый в качестве новой попытки латиноамериканских государств вернуться к «истокам» своей государственности(1), обозначить и утвердить свою национально-культурную, экономическую, политическую и, в том числе, правовую идентичность, стал закономерным отражением общего цивилизационного подъема, который затронул весь континент. При этом во главу угла реформ, предпринятых как более, так и менее радикальными участниками «поворота», была заложена идея коррекции неолиберальной модели в сторону усиления функций государства.
В этом плане представляется, что активизация России на латиноамериканском направлении хотя и стала «во многом неожиданным прорывом в российской внешней политике», имела под собой, помимо чисто геополитических, достаточно глубокие морально-правовые и общеполитические основы. Говоря о «мягком влиянии» и международном имидже нашей страны мы почему-то традиционно апеллируем к экономическим, политическим и, наконец, военным факторам, забывая о том, что эмоционально-психологическая схожесть людей разных наций и культур, их общие представления о справедливости, морали и праве, способны дать не менее весомый «имиджевый эффект». Рассуждая о том, какие цивилизации могли бы стать потенциальными союзницами России в деле построения и функционирования многополярной системы мы должны избегать односторонности и увлеченности «моделями», поскольку на практике многие вещи выглядят иначе. При более детальном рассмотрении позиций РФ и ведущих государств латиноамериканского региона можно проследить и определенную разницу в подходах. Политическая культура латиноамериканских стран, продолжающих воспринимать себя в контексте «бедного» (а ныне все больше «поднимающегося») Юга, пока что контрастирует российской, которая традиционно привыкла воспринимать миропорядок через призму взаимодействия треугольника стран «развитого Севера» (США - ЕС - Япония). Очевидно, однако, что в условиях необходимости выработки Россией долгосрочной политической стратегии и заявленного ею стремления добиваться перестройки глобальной и региональных систем политической, экономической и экологической безопасности, нам придется пересмотреть некоторые, кажущиеся кому-то «незыблемыми» стереотипы. Конкретно речь пойдет о выборе преференциальных партнеров в глобальном развитии, о необходимости дать, наконец, ответ на традиционно столь трудно решаемый для нашей страны вопрос о том, с кем она: с восходящим Востоком (к которому по многим ценностно-культурным и этическим показателям мы можем отнести и Латинскую Америку) или со столь уважаемым нами, но демонстрирующим признаки «нисходящей» цивилизации, Западом? О необходимости сделать такой выбор говорят сегодня и некоторые члены Правительства России, недовольные в частности, тем, что «привычная» модель торгово-экономических связей ориентирует Российскую Федерацию ее на страны замедленного экономического роста. А как бы ни было комфортно ощущать себя «европейской» страной, делать это надо, все же, с учетом складывающейся в мире реальности, иначе, согласно известному афоризму К. Маркса, «мертвый» вновь будет хвататься за «живого».
К.полит.н., с.н.с А.Е. Проценко продолжила выступление руководителя проекта. В ходе проведения исследования нам пришлось столкнуться с определенными трудностями. Во-первых, как уже отмечал сегодня Борис Федорович, мы обнаружили, что при достаточно обширном освещении проблематики полярности или полюсности мира, как среди отечественных работ, так и зарубежных, теоретическая база остается крайне разрозненной и нуждается к приведению к общему знаменателю. Складывается общее впечатление, что исследователи обсуждают одну тему, но на разных языках в отсутствии единой терминологической базы по данной проблематике.
Отметим некоторые из концепций, авторами которых являлись авторитетные теоретики и практики. По итогам второй мировой войны, в терминологии У. Черчилля «железный занавес» опустился между Западом и Востоком, а в исследованиях стали оперировать термином биполярности мира. В 1952 г. французский ученый А. Сови вводит в оборот понятие третьего мира, к которому относит страны, не участвующие в противоборстве Востока и Запада. Позже была продолжена теория трех миров, разделяющая страны по уровню экономического развития на развитые, или страны «золотого миллиарда», среднеразвитые и развивающиеся страны. В мир-системной теории, разработанной И. Валлерстайном (2) и А. Франком в 70-е гг. ХХ в. мир предстает раздробленным на три группы: центр, полупериферия и периферия. Эта концепция обращает особое внимание на существование двух противостоящих лагерей: богатого и развитого Севера и бедного и развивающегося Юга.
Распад биполярной системы международных отношений в той форме, в которой он произошел, а именно с исчезновением одного из противоборствующих блоков, стал во многом определяющим для новой системы мирового порядка. Более понятный и объяснимый мир в терминах противостояния двух лагерей, требующего достаточной внутренней мобилизации в условиях существования внешней угрозы, казалось, вышел из-под контроля и скорее определялся словами мировой беспорядок. Сразу оговоримся, что термин полярности или полюсности наиболее востребован при системном анализе. Он предполагает возникновение в рамках системы настолько значительного актора, что он составляет ее полюс. Складывание полюса в свою очередь подталкивает одних акторов к созданию коалиций, дабы уравновесить его мощь, а другие принимают решение оставаться в стороне от происходящих процессов. Полюс играет столь важную роль для функционирования системы, что его исчезновение приведет к видоизменению ее общих контуров (5). Помимо этой общей трактовки термина полюс его также можно определять с экономической и силовой точки зрения. В первом случае, используется выражение мировой экономический полюс, во втором – часто применяется формулировка центр силы.
Помимо экономической трактовки термина полюса существуют геостратегический или силовой подход к определению этого понятия. Результаты сравнения экономических показателей не дают полного объяснения распределения сил на мировой арене. Как подчеркивает российский политолог Т. Шаклеина, для многих исследователей понятия полярности и полюсности не являются тождественными(6). Большинство американских, а вслед за ними и российских политологов считают, что термин полюс далеко не всегда подразумевает центр силы в системе международных отношений. Также существует некоторая терминологическая путаница в использовании в русском языке терминов полярность и полюсность. Некоторые исследователи считают их синонимами. Другие указывают на тот факт, что полярность является калькой с английского языка и не подразумевает внешнеполитического или силового наполнения этого термина (речь идет об английских словах: pole – полюс и power – мощь). По их мнению Наличие у полюса достаточной внешнеполитической и силовой мощи скорее в русском языке содержится в определении полюсность Кроме рассмотренного выше экономического аспекта, центр силы можно определять в военном, геополитическом, моральном, идеологическом, информационном и многих других смыслах. В данном случае обратимся к внешнеполитическому и силовому фактору и в данном смысле под центром силы мы подразумеваем такого актора, который может подчинить своим интересам других участников международных отношений. Центры силы можно подразделить на глобальные, региональные и локальные в зависимости от масштаба распространения или простирания их интересов.
Глобальный центр силы обладает такой мощью и таким авторитетом, что имеет возможность преследовать свои интересы в мировом масштабе и влиять на общую динамику мирового развития. В работах исследователей можно встретить несколько других названий для глобальных центров силы. Для обозначения исключительного положения США в мире с распадом биполярной системы МО, в зарубежных источниках применялся термин гипердержава (7). Основных игроков на международной арене в работах, посвященных системам международных отношений, нередко именовали великими державами. Во время биполярного противостояния для обозначения лидеров двух блоков использовалось слово супердержава. Все три термина отражают исключительное значение центра силы для всей системы, тем не менее, на наш взгляд, их не стоит воспринимать в качестве полноценных синонимов. Так гипердержава обозначает преобладающую и доминирующую силу в международной системе равнозначную гегемонии. Великая держава носит исторический смысл и подразумевает государство, обладающее сильным экономическим, политическим и культурным влиянием на другие страны и на систему международных отношений в целом (возможно существование не одной, а нескольких великих держав). Супердержава определяется не только как великая сила, но и большая мобильность использования силы вне своих пределов. В основном этот термин используется относительно США, СССР, Британской Империи, а также применительно к Китаю и ЕС в формулировке «будущие потенциальные супердержавы».
Существует разница между экономическим полюсом и центром силы. Во-первых, центр силы помимо экономической мощи должен еще обладать значительным внешнеполитическим потенциалом. Под этим потенциалом подразумеваются финансовые ресурсы, затрачиваемые на проведение внешней политики и на продвижение интересов в глобальном масштабе, включая соответствующие военные расходы. Во-вторых, у него должны присутствовать достаточные амбиции, политическая воля и желание быть мировым лидером, что предполагает активную и даже агрессивную внешнюю политику. При таком поведении центр силы должен отдавать себе отчет в том, что его сила и поведение на международной арене накладывает на него огромную ответственность и обязательства. Его действия должны обладать легитимностью для сохранения стабильности всей системы, и в данном случае речь уже не идет о преследовании сугубо личных интересов. Также логично предположить, что его возникновение в системе заставляет других акторов искать возможности для того, чтобы уравновесить подобную мощь. В случае же неоправданных действий центра силы с точки зрения других членов международной системы возникает предсказуемая негативная реакция на его поведение, что автоматически проецируется и на сам полюс.
Обсуждение открыл к.и.н., с.н.с. В.Н. Лунин, отметивший, что отправной точкой для выполнения проекта является определение терминологической базы. В этом смысле, термин полярности в его форме биполярной системы предполагал наличие и противостояние двух идеологий и взглядов на пути мирового развития. В многополярном мире вряд ли стоит говорить о присутствии нескольких подобных идеологий, наличие которых могло бы привести к глобальному конфликту с непредсказуемыми последствиями. Несмотря на то, что в рамках проекта за основу был взят термин многополярного мира, основываясь на концепции внешней политики РФ, тем не менее, более корректным, по его мнению, было бы использование термина многополюсный мир. Д.полит.н. Б.Ф. Мартынов в ответ на комментарии коллег подметил: у России существует определенный комплекс травмированной сверхдержавы, пытающейся вернуть свой прежний статус, что выглядит довольно парадоксально на фоне принятой «стратегии прагматизма», поскольку прагматизм нацелен, в целом, на учет краткосрочных и одномоментных реалий, вследствие чего прагматизм не может быть «стратегией». Для мирового полюса в рамках многополюсного мира характерно присутствие долгосрочного стратегического планирования, наряду, разумеется, с тактическими элементами стратегии.
К.и.н. Э.С. Дабагян подтвердил, что в России довольно сильно чувствуется комплекс травмированной супердержавы и ощущается недостаточная теоретическая проработка даже официальных документов. В связи с этим, задача подобных научно-исследовательских проектов заключается в том, чтобы восполнять существующие пробелы. Эмиль Суренович выразил несогласие с тезисом, что группировка БРИК, представляющая центры мировых цивилизаций, открывает пути к межцивилизационному сотрудничеству и единению. По его мнению, с одной стороны, межцивилизационные различия в современном мире все еще довольно сильны. С другой, возникают вопросы о том, сколько же цивилизаций параллельно существуют и взаимодействуют в настоящее время? Особенно это касается Латинской Америки, в отношении которой так и не сложилось единого мнения: является ли она самостоятельной цивилизацией или составной частью Западной. Когда речь заходит о Западном полушарии, то основным сторонником идеи многополярности выступает венесуэльский президент У. Чавес. Внешняя политика Венесуэлы носит проактивный характер не только в регионе, но и в более универсальном масштабе, примером чему служат частые визиты и контакты Чавеса с Российской Федерацией. В его дискурсе присутствуют и цивилизационные мотивы. При этом антиамериканизм венесуэльского президента приобретает новые формы. Так, в своих стремлениях укреплять связи с иранским президентом Ахмадиниджадом, Чавес неоднократно заявлял, что США представляют угрозу существования восточной цивилизации, а сам венесуэльский лидер намерен предотвратить подобную мировую несправедливость.
В риторике У. Чавеса неоднократно звучал термин не только многополярного, но и многоядерного мира. В регионе существует и другой лидер в лице Бразилии. Попытки бразильского президента сыграть роль в урегулировании Иранской проблемы, а также его настойчивые требования по реформированию СБ ООН и расширения состава его участников можно оценивать, как действия нарождающегося регионального лидера с амбициями мирового масштаба.
Д.и.н., вед.н.с. Б.И. Коваль в начале своего выступления подчеркнул, что данный проект удачным образом вписывается в русло современных политологических исследований и международных отношений. В общем, он высказал пожелание к экспертной группе подумать еще над структурированием теоретической части проекта, дабы представить ее более четко и логично. В любом случае, исследование многополярности и полярности как таковой можно начинать, отталкиваясь от основных законов природы и окружающего нас мира, в котором очень часто встречается существование и сочетание естественной дуалистичности и дихотомии (положительный и отрицательный). Борис Иосифович присоединился к В.Н. Лунину и поддержал его идею употреблять термин полюсности, вместо термина полярности. Российская Федерация до сих пор является крупной мировой державой, чему способствует наш ядерный статус. Однако травма величия не преодолена, и она зачастую играет против нас в современных условиях. В данном исследовательском проекте очень удачным является также оперирование термином центр силы, что позволяет представить концепцию многополюсного и многоуровневого мира, гораздо более соответствующего действительности. В системе международных отношений выделяются игроки глобального уровня, к которым стремятся более слабые государства. В региональном масштабе лидеры и центры силы также объединяют вокруг себя более слабые державы. Возможно, исследователям, работающим над данным проектом, может помочь методология, принятая в богословии. Так, в частности, к интересным выводам могут привести апофатический и катафатический методы. Первый, применительно к данному исследованию, должен ответить на вопрос, что полюс не есть. Второй, напротив, что есть полюс. Например, что полюс представляет собой особый тип властвования и подчинения в системе международных отношений. В любом случае, выделение мирового полюса довольно сложный процесс, особенно учитывая гетерогенный характер Западного мира. В свою очередь появление такого полюса вызывает ответную реакцию системы: ему начинает противостоять весь остальной мир. Таким образом, будущее развитие нашего мира зависит от того, что будет превалировать в отношениях между полюсами системы: антагонистические или консенсусные стремления. Тем не менее, во всех попытках спрогнозировать модели развития нашего мира нельзя забывать о существовании помимо рацио, еще и иррациональных моментов в истории человечества, которые могут внести коррективы в любые модели.
Д.полит.н., вед.н.с. З.В. Ивановский открыл свое выступление тем, что подчеркнул важность и актуальность исследования. Он отметил, что в работе авторами изучены новые тенденции развития теоретической и общественной мысли по данному кругу вопросом, к которым, в частности относится теория «бесполярного мира». Согласно ей, в мире существуют определенные центры силы в разных областях. Он порекомендовал авторам подумать над введением некой объективной переменной, объясняющей, где проходит та грань, за которой держава превращается в полюс. В российском случае следует реально оценивать и соотносить наши амбиции и возможности, претензии и реальную базу. Возвращаясь к цивилизационной составляющей и предложенным руководителем проекта новым термином полюс-цивилизация, напрашивается логичный вопрос. В структуре БРИК остаются не представленной исламская цивилизация. Следовательно, интересно было бы остановиться отдельно на представителях этой цивилизационной группы и определиться, кто ее возглавляет на современном этапе. В исследовании была отмечена теория Валерстайна и трехмерной деление мира, возможно, стоило бы продолжить и потеоретизировать, во что может воплотиться подобное трехмерное деление в наше время. Для примера можно привести логическую цепочку: личность, общество, государство, регион и уровень глобализации. На настоящем этапе появился термин глокализация, который подчеркивает дуализм современных процессов, а также присутствие как центростремительных, так и центробежных сил в одно и то же время. Продолжая цивилизационную тему, хотелось бы напомнить, что по исследованию BBC больше всего противоречий существует как раз между близкими нациями и внутри в рамках одной цивилизации. Можно отметить большое количество проблем, возникающих между близкими нациями: русскими и белорусами, русскими и украинцами. Д.полит.н., вед.н.с. Л.С. Окунева присоединилась к мнению коллег, что данный проект отличает актуальность и новаторство, особенно в отношении видения, понимания и трактовок многополярного мира. Если в результате исследования, авторы смогут прийти к моделям многополярности в Латинской Америке, где отсутствует общая точка зрения и единое мнение на проблему, то такое исследование будет обладать бесспорной новизной в отечественной латиноамериканистике.
В.Н. Лунин присоединился к Людмиле Семеновне в оценках актуальности и новизны проекта и добавил, что подобное исследование логически приводит к необходимости давать оценки об устойчивости, а в современных условиях, о квазиустойчивости системы международных отношений. В данном случае речь идет даже не о становлении новой системы международных отношений, а о ломке правил и принципов, заложенных еще в рамах Вестфальской системы. Главная характеристика этого процесса заключается в ломке, а, по мнению некоторых исследователей, в видоизменении концепта суверенитета. В научно-исследовательском проекте верно подмечено, что с США произошел феномен перенапряжения сил или головокружения от успехов. Вашингтон пришел к состоянию, когда он может навязать свою волю другим акторам международных отношений, но это не решает проблем глобального масштаба. Возвращаясь к историческим примерам, также следует отметить, что биполярная система отражала существование разнообразия культур и моделей развития. По законам природы, разнообразие должно присутствовать, иначе запускаются процессы вырождения и деградации.
1. Отражением такой попытки является, на наш взгляд, философия «боливарианизма», распространяемая в Венесуэле и уже затронувшая ряд южноамериканских стран. В основе ее – отстаивавшаяся С. Боливаром идея автохтонного развития, не копирующего чуждые модели, и борьба за объединение Латинской Америки.
|