О НЕКОТОРЫХ НОВЫХ ЧЕРТАХ СОВРЕМЕННОЙ
ЛАТИНОАМЕРИКАНСКОЙ ГЕОПОЛИТИКИ
(аналитический доклад)

Отв. ред.: д.полит.н. В.П.Сударев

Авторский коллектив:  д.полит.н. В.П.Сударев (глава 1), к.полит.н.  Л.В.Дьякова (глава 3, глава 4), к.и.н. Н.Ю.Кудеярова (глава 2).

---

СОДЕРЖАНИЕ

К предыстории вопроса.
Глава 1. Новая латиноамериканская «шахматная доска».
Глава 2. Миграции - новые геополитические аспекты
Глава 3. Взрывоопасный тихоокеанский треугольник

(Боливия – Чили - Перу)
Глава 4. Антарктика: геополитические и правовые аспекты.

Эволюция противоречий
Основные результаты исследования

---

К предыстории вопроса

О геополитике в классическом смысле слова в Западном полушарии в силу его весьма своеобразной географии говорить можно с достаточной долею условности. Тем более, что классики этой весьма своеобразной науки и ее основоположники Р. Челлен, Ф. Рагцель, Х. Маккиндер, Коэн, К. Хаусхофер и ряд других, а также современные авторы С. Хантингтон, Ф. Фукуяма лишь вскользь затрагивали в своих построениях Латинскую Америку, заведомо отведя ей роль «безнадежной периферии» мировой политики. Лишь Хантингтон упомянал о возможности поступательного развития латиноамериканской цивилизации и необходимости интегрировать этот регион в Западный мир. К. Хаусхофер в межвоенные десятилетия писал об идее меридиональных континентальных блоков, как например. США – Латинская Америка, впрочем, предсказывая им недолгое будущее, так как вторая половина ХХ века по его представлениям будет временем безраздельного господства Соединенных Штатов. Ф. Фукуяма, говоря о новых «ядрах», вокруг которых будут вращаться все регионы Земли, упомянул Американское пространство, включив Северную и Южную Америку в одну финансово-промышленную зону. Наконец, следует упомянуть теорию морского могущества американского адмирала А. Мэхэна, который еще в начале ХХ века обозначил Карибский бассейн в качестве естественной геополитической зоны влиянии США, 

В данном случае вряд ли применимы такие классические термины как, например, “heartland”, “mirland” и ряд других, традиционно используемых в классической западной геополитической школе. Единственным исключением, и то в основном гипотетически термин “heartland” может быть применим к Бразилии, занимающей большую часть территории Южной Америки и граничащей практически со всеми государствами региона. Опять же звучащий почти фантастически распад этого государства (а кто мог еще в конце 80-х годов прошлого века предсказать сравнимый с геополитической катастрофой распад такого мощного “heartland” как Советский Союз?) имел бы самые непредсказуемые последствия. 

Несомненно, какие-то характерные особенности влияния географического фактора на сформированную еще в ХХ веке структуру международных отношений выявить все же представляется возможным, тем более, если мы пристальнее всмотримся в карту полушария под углом зрения политического и экономического потенциала расположенных на ней государств.

Так, например, нависающий над Карибами и Центральной Америкой такой гигант как Соединенные Штаты, в также их 3-тысяче километровая граница с соседней Мексикой – это те данности, которые изначально предопределили этот субрегион как исторически первый объект геополитической экспансии США в начале прошлого века, получившего еше в то время определение «мягкое подбрюшье» североамериканского гиганта. 

Соответственно и политическое, и экономическое развитие этих государств во многом определялось этим соседством, хотя в условиях Потсдамского миропорядка и приносило на первый взгляд не совсем логичные сюрпризы. Однако логика в этом, безусловно, была. Та же Куба стала важной фигурой на геополитической «шахматной доске» в тот период и в течение десятилетий являлась своеобразным форпостом восточного блока в Западном полушарии. Да и растущая взаимозависимость между Мексикой и США, несмотря на очевидную и все более усиливавшуюся экономическую асимметрию, вела, на первый взгляд, к казалось бы трудно объяснимой политической автономии от Вашингтона.

В Южной Америке ситуация складывалась в ином ключе. Южноамериканские гиганты, будь-то самые антикоммунистически ориентированные диктаторские режимы и, прежде всего, Бразилия, Аргентина, а также Чили даже в период правления А. Пиночета, нисколько не подвергая сомнению свою принадлежность в биполярном раскладе к Западному лагерю, неоднократно демонстрировали не просто свою «строптивость», но и откровенное нежелание неукоснительно следовать в фарватере Вашингтона. Так в период президентства Дж. Картера (1976-1980) появился даже такой внешне мало логичный феномен как «антиамериканизм справа», когда эти военные режимы открыто воспротивились попыткам Вашингтона проводить в регионе политику «прав человека».

Более того, ведущие южноамериканские государства еще с первой половины прошлого века стали выстраивать собственные геополитические оси. Особенно выделялись в этом случае соперничавшие друг с другом Бразилия и Аргентина. Причем их оси перекрещивались (например: Бразилия-Боливия-Чили и Аргентина – Перу,). Это имело своим результатом не только «жирный крест», который они ставили на любых интеграционных усилиях, предпринимавшихся с 60-х годов ХХ века, но и не способствовали, а в ряде случаев и обостряли территориальные споры, которые как паутина опутали Латинскую Америку.

Одной из характерных, присущих именно Западном полушарию явлений, на сегодняшний день как бы не вышедшие на первый план, но несомненно обретающие с каждым годом все более серьезные геополитические последствия - это мощные миграционные волны с юга на Север полушария. Они не только меняют этническое и конфессиональное лицо и США, и (в меньшей степени Канады), по в скором времени несомненно окажут влияние на политическое поведение этих государств (что небезуспешно на протяжении почти полстолетия практиковала миллионная община кубиноамериканцев). Более 40 миллионов выходцев из Латинской Америки, проживающих в Соединенных Штатах, несмотря на несомненно идущий процесс ассимиляции – это, на наш взгляд, еще «не распрямившаяся пружина», способная существенно повлиять на будущее континента. 

Глава 1. Новая латиноамериканская «шахматная доска»

Контуры нового многополюсного мироустройства не просто нашли самый позитивный отклик в правящих элитах ведущих государств Латинской Америки, но и непосредственно отразились на их дипломатической практике. «Мозговые центры» ведущих государств начали выстраивать новые геополитические конструкции - причем не только в рамках региона. Нося несколько хаотичный характер, эти построения в виде либо геополитических осей, либо объединений и союзов, имея разные векторы, неоднократно накладывались друг на друга, образуя своеобразный «многослойный пирог», заметно усложняя анализ ситуации.

Тем не менее, постараемся разобраться в сложившейся геополитической мозаике. И начнем с главной, в течение более полувека несущей конструкции международных отношений в Западном полушарии – межамериканской системе. Напомним, что, рождаясь «в муках» многочисленных панамериканских форумов межвоенных десятилетий, она в конце 40-х годов предстала в качестве первой региональной организации послевоенного мира, состоявшей из двух основных компонентов - Межамериканского договора о военной помощи (МДВП) 1947 г., и спустя год - созданной Организации американских государств (ОАГ). «Холодная» война оказала сильное деформирующее влияние на систему, существенно ограничив изначально заложенный в ней демократический потенциал и нередко ставя ее на грань распада.

После завершения межблокового противостояния и, казалось бы, обретя «новое дыхание» в начале 90-х годов прошлого века, система, тем не менее, получила ряд серьезных «пробоин». По сути, несмотря на попытки США и ряда латиноамериканских стран после событий 11 сентября 2001 года реанимировать МДВП, либо создать новую систему региональной безопасности, направленную на борьбу с международным терроризмом, этого так и не произошло. Слишком разные подходы к этой проблеме были у США и ведущих государств региона, которые не просто не одобрили войну в Ираке, но и резко выступили против подобных действий в обход ООН. Участь же МДВП, фактически предрешенная еще в 1982 году во время англо-аргентинского конфликта из-за принадлежности Фолклендских (Мальвинских островов), была фактически окончательно решена. Начался процесс денонсации договора, который возглавила Мексика. 

Однако главным ударом стал отчетливо обозначившийся к 2005 г. провал суперпроекта Общеамериканская зона свободной торговли (АЛКА), в продвижении которого администрация Дж. Буша-младшего нередко использовала политику “hard power”, что часто имело эффект бумеранга. Бразилия, Аргентина, Венесуэла и ряд других стран, не без оснований аргументируя свою позицию тем, что США стремятся максимально «открыть» латиноамериканские рынки, в между тем сами все шире используют протекционистскую практику, по существу заблокировали принятия даже облегченного варианта АЛКА (“ALCA light”), то есть по сути договора о намерениях, что окончательно подтвердилось на саммите Америк в Мар дель Плата (Аргентина, октябрь 2005 г.). 

Другая кризисная ситуация возникла в июне 2009 года в Гондурасе, где в «лучших» традициях Латинской Америки середины прошлого века, военные совершили государственный переворот, затолкав в самолет и отправив за пределы страны законно избранного президента страны М. Селайи. А ведь еще в начале 90-х годов прошлого века в рамках ОАГ началось создание по-своему уникальной «системы безопасности демократии», завершившейся подписанием в сентябре 2001 года Демократической хартии. Суть разработанного механизма сводилась к применению разнообразных санкций в отношении стран, где нарушается конституционный строй и подвергается опасности демократическое устройство.

Однако, несмотря на протесты большинства государств региона (свергнутый президент, тайно вернувшись в страну, нашел в течение нескольких месяцев убежище в посольстве Бразилии в Гондурасе) «механизм безопасности демократии»» на момент написания работы так и не сработал. Несмотря на немалые посреднические усилия группы латиноамериканских лидеров во главе с генеральным секретарем ОАГ М. Инсульсой по восстановлению конституционного строя, межамериканское сообщество по существу так ничего и не добилось.

Безусловно, немалую роль сыграла достаточно двусмысленная позиция Вашингтона. Изначально Белый дом в необычно резкой форме охарактеризовал происшедшее как «военный переворот» и потребовал восстановления свергнутого президента в прежней должности, тем самым спровоцировав сильную волну критики консерваторов в свой адрес «за поддержку левого президента». (*) Более того, администрация Б. Обамы, находясь под прессингом республиканцев, обвинявших Белый дом в симпатиях к свергнутому левоориентированому президенту, проявила определенную беспомощность в случае с военным переворотом в этой стране. Формально осудив переворот, и приостановив экономическую и военную помощь Гондурасу, американский президент под прессингом республиканцев так и не смог добиться восстановления свергнутого президента, в последние годы выказывавшего симпатии к левым режимам. 

Более того, несмотря на критику подавляющего большинства латиноамериканских государств, заявивших о нелегитимности президентских выборов в ноябре 2009 г., администрация Б. Обамы, также изначально заявлявшая об их непризнании, неожиданно в последний момент совершила разворот на 180 градусов и признала их результаты. По всей видимости, сработал принцип целесообразности, который уже превратился в неотъемлемую часть современной политической культуры американских правящих верхов.

Фактически вхолостую сработала и попытка ОАГ отменить введенные полстолетия назад санкции в отношении Кубы и восстановить ее членство в этой организации. В мае 2009 г. накануне Консультативного совещания министров иностранных дел стран-членов ОАГ было подготовлено сразу три варианта резолюции, которую могли бы принять министры. Их авторами были Гондурас, Никарагуа и Коста-Рика. Причем никарагуанский вариант даже предусматривал своеобразное покаяние ОАГ перед Кубой за «несправедливо наложенные санкции». На сессии Генеральной Ассамблеи ОАГ в Гондурасе (6-8 июня 2009 г.) консенсусом было принято решение об отмене резолюции 1962 г., приостанавливающей членство Кубы в этой организации и установлении процедуры возвращения в случае, если Куба того пожелает. 

Однако ситуация выглядела весьма двусмысленно и, в первую очередь, из-за того, что сама Куба в категорической форме отказывалась возвращаться в эту «империалистическую организацию». Кубу в свойственной ему экстравагантной манере поддержал У. Чавес, заявивший в мае 2009 г. о готовности в знак солидарности с Островом Свободы так же выйти из ОАГ.

Другим фактором, впервые обозначившимся еще в 70-е годы прошлого столетия, стала своеобразная минигонка вооружений, развязанная военными режимами региона, которые в условиях эмбарго на поставку современной боевой техники, введенной администрацией Дж. Картера в 1977 г. диктатурам Южного конуса, приступили к масштабным закупкам вооружений у западноевропейских конкурентов. Попытки США, используя политические рычаги, затормозить этот процесс уже тогда ни к чему не привели. (**)

Еще меньшим влияние на этот процесс Вашингтон стал обладать в начале ХХI века, когда в Латинской Америке вновь началось масштабное переоснащение вооруженных сил новой техникой. Причем лидерство принадлежало отнюдь не Венесуэле за счет закупок российского оружия и техники. Достаточно сказать, что в 2009 г. первое место заняла Бразилия, закупки вооружений которой возросли на 16% и составили 27,1 млрд. дол. На втором месте оказалась Колумбия (10 млрд. и рост на 11 % соответственно), на третьем – Чили (5,7 млрд.) и лишь на пятом месте Венесуэла (3,2 млрд дол.). Учитывая наличие в регионе целой серии находящихся в той или иной форме разрешения территориальных споров, это вызывало немалую напряженность между соседними государствами: например между Венесуэлой и Колумбией, Перу и Чили, Никарагуа и Коста-Рикой и др. 

В целом же возглавляемая Соединенными Штатами межамериканская система не просто теряли свою динамику. Явственно обозначились признаки ее фрагментации и вступления в фазу постепенного распада. Об этом, в частности, свидетельствовало появление альтернативных вариантов структуры международных отношений в этом районе мира. 

В этой связи в первую очередь привлекает внимание новая широковещательная инициатива, с которой в 2005 г. выступила Бразилия. Президент этой страны И. Лула да Силва (далее Лула) выдвинул проект формирования в Южной Америке автономного полюса мировой политики, - Союза южноамериканских государств (УНАСУР). Более того, в его рамках было предусмотрено создание собственного Совета обороны. Это в еще большей степени поставило под вопрос будущее ОАГ. Напомним, что существующий в ее рамках Межамериканский совет обороны более чем за полвека, по сути, так и не превратился в дееспособный орган.

Тенденция к формированию общеконтинентальных структур без участия США и Канады получила дальнейшее развитие на саммите лидеров Латинской Америки и Карибского бассейна в Канкуне (Мексика, февраль 2010 г.) На форуме было принято решение о создании единой интеграционной группировки – Сообщества латиноамериканских и карибских государств (СЕЛК). Вместе с тем, к оценке перспектив превращения нового объединения в полноценную международную организацию следует подходить весьма осторожно. Необходимо учитывать и громадную разницу в уровнях развития входящих в нее государств, и, наличие конфликтов между странами-членами, в том числе и на почве территориальных споров.

Политика же Вашингтона, не выдвигая никаких общерегиональных инициатив, все больше распадалась на отдельные блоки двусторонних отношений с государствами, геополитически имевшими для США особое значение. Именно по этим нескольким направлениям в политике администрации Б. Обамы по крайней мере просматривалось хоть какое-то креативное начало.

Традиционно своеобразный геополитический узел представляли собой кубино-американские отношения. Этот конфликт, казалось - бы порожденный «холодной войной», уже пережил более двух десятилетий после ее окончания и, как представляется, далек от своего завершения.

Следует отдать должное Б. Обаме, который в ходе предвыборной кампании и особенно на ее заключительном этапе сделал ряд заявлений, которые были весьма позитивно восприняты в региона. Он заявил, в частности, об отмене ограничений на перевод американцами своим кубинским родственникам денежных средств, а также числа поездок на Кубу, введенных администрацией Дж. Буша в 2004 году.

Президент практически выполнил все свои предвыборные обещания и начал диалог на высоком уровне по вопросам миграции, возобновления почтовой связи ряду других. Тем не менее, отношения с Кубой по-прежнему напоминали своеобразные «качели»: миниразрядки сменялись очередным обострением «словесной войны». 

Так правительство Р. Кастро, выдержав почти месячную паузу после объявленных Б. Обамой послаблений, заявило, что эти меры явно недостаточны и фактически не затрагивают продолжающуюся вот уже почти пятьдесят лет политику экономического эмбарго.

Со своей стороны, «шаг назад» сделал и Б. Обама., заявивший, что диалог с кубинскими властями возможен лишь в случае конкретных шагов по продвижению Кубы к демократии. В возобновившуюся «словесную войну» внесла свою лепту и новый госсекретарь Х. Клинтон, отметившая на слушаниях в Конгрессе, что «конец режима братьев Кастро близок как никогда». Не способствовало созданию климата хоть какого-то доверия между сторонами и заявление бывшего президента США Дж. Картера (кстати, посетившего Остров в 2002 г. и тогда публично призвавшего американскую сторону сделать первой шаги по нормализации отношений) о том, что страной фактически продолжает руководить Ф. Кастро, и поэтому ждать каких-то перемен не имеет смысла.

Новое ужесточение политики Б. Обамы произошло в начале 2010 г.. Сторонники либерализации отношений с Кубой, и в первую очередь фермерское лобби в Конгрессе, уже подготовившее законопроект, запрещающий президенту наказывать американских граждан за поездку на Кубу и облегчающий торговлю с этой страной, неожиданно получили «удар в спину» с кубинской стороны. В конце февраля 2010 г. скончался после двухмесячной голодовки один из кубинских заключенных. Это вызвало резкую реакцию американских властей, в том числе и непривычно жесткие заявления Б. Обамы. Естественно, законопроект был отложен. Более того, в апреле 2010 г. Б. Обама распорядился разморозить замороженные в декабре прошлого года 46 млн. долл. на поддержку кубинских диссидентов, что привело к очередному обострению отношений с Кубой.

Определенное смягчение отношений между Кубой и США началось с июля 2010 г. после того как в результате посреднических усилий Ватикана, кубинского кардинала Х. Ортеги и министра иностранных дел Испании М. Моратиноса кубинские власти начали процесс депортации из страны политических заключенных, подавляющее большинство которых было арестовано в марте 2003 г. Однако, подобная миниразрядка, как это неоднократно бывало в прошлом, могла оказаться временной, тем более, что все более частные публичные появления Ф. Кастро – явного противника нормализации отношений с Вашингтоном, направлены главным образом на то, чтобы продемонстрировать, кто на самом деле на Кубе принимает решения.

Со своей стороны Б. Обама, уже, по-видимому, готовящийся к промежуточным выборам к Конгресс в ноябре 2010 г., выступая 19 октября 2010 г. в Белом доме перед испано-говорящими журналистами, заявил, что Куба пока не предприняла все же достаточных мер по демократизации и в частности, освобождению политзаключенных, чтобы США могли двигаться дальше по пути либерализации отношений.

В «головную боль» для Вашингтона превращалось беспрецедентное нарастание напряженности на границе США с Мексикой, вызванное настоящей войной между мексиканскими наркокартелями и правительственными силами, что потенциально способно затмить собой и Ирак, и Афганистан. Появились признаки «колумбизации» этой страны, что вскоре может превратиться в реальную угрозу национальной безопасности США. Это, в свою очередь, будет во все возрастающей степени сковывать активность Вашингтона на других региональных направлениях.

В северных районах этой страны уже несколько лет, причем по нарастающей идет настоящая война между наркокартелями и введенными туда воинскими подразделениями, унесшая с 2006 г. жизни почти 28 тысяч человек, в том числе более 80 американских граждан. 

Очевидна неспособность мексиканских властей сдержать волну беспрецедентного роста преступности, способной в перспективе перекинуться на пограничные штаты США. А такие экстремистские предложения, как например, «о минировании границы с Мексикой», высказанное республиканским кандидатом на предстоящих выборах в Конгресс Т. Муллинсом, лишь «подливало масла в огонь», обостряя и без того сложные двусторонние отношения.

Надо отдать должное Б. Обаме, который первым из американских президентов признал ответственность США за происходящее в соседней стране, так как наркокартели вооружаются главным образом за счет контрабанды оружия из американских штатов. Администрация демократов приняла решение в предстоящие два года продолжить финансирование «Плана Мерида», по которому Вашингтон ежегодно, начиная с 2007 г., выделяет Мексике сотни миллионов долларов на реформу сил безопасности.

Однако, высокий уровень коррупции в руководстве антинаркотического ведомства этой страны, а также в армейской верхушке, резко снижают эффективность предпринимаемых мер. Гипотетически это в свою очередь может привести к прямому вмешательству Вашингтона в конфликт с непредсказуемыми последствиями. По крайней мере, принятое Б. Обамой решение о размещении на границе с Мексикой 1200 национальных гвардейцев подтверждает возможность такого сценария.

Подтверждением своеобразного признания Соединенными Штатами растущего ограничения собственных возможностей стал интенсивный поиск стратегического партнерства с Бразилией, в основе которого лежало стремление переложить на очевидного лидера региона часть ответственности за стабильность и управляемость ситуации, ответственность за стабильность и управляемость ситуации. Эта тенденция обозначилась еще в последние годы республиканской администрации, когда США предложили южноамериканскому гиганту совместно возглавить общерегиональный энергетический проект по производству биотоплива – этанола, причем с использованием именно бразильских технологий. Напомним в этой связи, что Лула был первым региональным лидером, которого принял Б. Обама после своего избрания, причем бразильский президент говорил от имени всего региона. 

Тем не менее, говорить о формировании новой геополитической оси Вашингтон – Бразилиа явно преждевременно. Во все более рельефно просматривавшейся в американо-бразильских отношениях формуле «сотрудничество – соперничество», последняя ее составляющая традиционно опережала первую. Это отчетливо проявилось в противоречиях, возникших по конкретным вопросам: переворот в Гондурасе, иранская ядерная программа, отношения с Кубой и ряд других. Напомним и об инициативе Бразилии по созданию УНАСУР. 

В опубликованной 15 августа 2010 г. статье министр иностранных дел Бразилии С. Аморим подверг резкой критике продолжающуюся в США практику «выставления оценок» странам по вопросам соблюдения ими прав человека, заявив, что верховным арбитром в этой области может быть ООН и никто более (1). 

Не в пользу взаимодействия с США могут сыграть и все более отчетливо возрастающие глобальные амбиции этой страны, стремящейся в течение предстоящих десятилетий превратиться в великую державу. В своих внешнеполитических интересах страна уже вышла за региональные рамки. Об этом свидетельствует не только открытое столкновение с США по Ирану в ООН, активность в рамках группы БРИК, стремление освоить геополитическое лидерство в южной части Атлантического океана путем наращивания военно-морской мощи, а также порой нередко встречающиеся высказывания лидеров страны о заинтересованности вхождения Бразилии в «ядерный клуб».

В целом Бразилия в последние годы успешно освоила роль второго центра силы Западного полушария, а само его геополитическое пространство все более делится на две части. Центральная Америка и Карибский бассейн вслед за Мексикой через механизмы Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА) и Соглашения о свободной торговли между США и центральноамериканской «пятеркой» (САФТА) все больше втягиваются в американскую «экономическую воронку». Государства, сгруппировавшиеся вокруг Бразилии в рамках УНАСУР, наоборот стремятся не только укреплять связи между собой, но и создавать внерегиональные механизмы сотрудничества. 

Одним из наиболее заметных явлений первого десятилетия ХХI века стал так называемый левый дрейф в латиноамериканском регионе, когда в считанные годы в целой группе стран к власти, причем, вполне легитимным путем пришли лево-националистически ориентированные лидеры. Соединенные Штаты не в силах были что-то противопоставить этому явлению, потому что, во-первых, не знали как, а во-вторых - просто не в состоянии были одновременно реагировать сразу на несколько «горячих точек», возникших в зоне своего традиционного влияния

Однако «левый поворот» имел весьма неоднозначный эффект, Он спровоцировал очевидное размежевание между режимами, объединяемыми, на наш взгляд, не самым удачным и, главное, не слишком научно обоснованным общим понятием «левые». При этом весьма четко обозначились две группировки, леворадикальная во главе с Венесуэлой и Кубой и социал-демократически ориентированная, возглавляемая Бразилией, Аргентиной и Чили. Если, в первые годы после «прихода левых» перспектива для них выглядела достаточно оптимистично, порождая надежды, что «латиноамериканское единство», о котором столько говорили на протяжении почти двух столетий, наконец-то реализуется на практике, то в реальности это привело к появлению новых разделительных линий в регионе, существенно осложнив общую геополитическую картину.

Это нашло выражение в кризисе существовавших интеграционных группировок латиноамериканских стран и в появлении новых. Ведущую роль в этих процессах сыграл наиболее леворадикальный режим У. Чавеса в Венесуэле. Несмотря на то, что официально он «поднял знамя» С. Боливара, ратуя за воплощение в жизнь идеи единства стран региона, венесуэльский президент начал активную перекройку существовавших интеграционных схем, по существу разрушая некоторые из них. Так Венесуэла в 2003 г. заявила о выходе из «группы трех» (Мексика, Колумбия и Венесуэла). В 2005 г. режим У. Чавеса официально заявил о выходе из Андского сообщества наций (Колумбия, Эквадор, Боливия и Венесуэла), мотивируя это тем, что обе группировки основаны на неолиберальных рыночных принципах, в то время как Венесуэла встала на путь построения «социализма ХХI века».

В декабре 2004 г. совместно с Кубой Венесуэла провозгласила создание принципиально нового интеграционного объединения – Боливарианская инициатива для Америк (АЛБА)* как альтернатива Общеамериканской зоны общей торговли (АЛКА), переговоры по которой в тот момент как раз вступали в завершающую стадию. Первоначально объявленные цели нового объединения выглядели весьма расплывчато и туманно. Провозглашались некапиталистические принципы отношений, основанные на экономической взаимодополняемости и взаимной солидарности.

Своеобразным экономическим фундаментом новой группировки стали венесуэльские нефтедоллары. Режим У. Чавеса обильно снабжал нефтью своих союзников по весьма льготным ценам и оказывал им иную финансовую помощь. Напомним, что в 2005-2009 гг. по оценкам экспертов Венесуэла потратила в общей сложности более 220 млрд. дол. на инвестиции, субсидии и дотации, предоставленные 14 государствам. При этом, согласно данным расположенного в Каракасе Центра экономических исследований, опубликованным в марте 2009 г., на субсидии только Кубе по нефтепоставкам режим У. Чавеса затратил почти 25 млрд. долларов, ежедневно отгружая Гаване около 90 тыс . баррелей. 

В ноябре 2010 года государства – члены АЛБА приняли решение о создании на территории Боливии собственной военной структуры – Школы вооруженных сил, которая, как отметил президент этой страны Э. Моралес, станет альтернативой ежегодно собираемым для учений под флагом Южного Командования вооруженных сил США латиноамериканских воинских контингентов «для обучения военным переворотам».

В начале десятилетия Венесуэлой была создана и организация «Петрокарибе», призванная обеспечивать нефтью на льготных условиях малые карибские государства и соответственно превратить Карибский бассейн в зону своего геополитического влияния, к чему Венесуэла стремилась на протяжении второй половины ХХ века.

Однако не все планы У. Чавеса по расширению своего влияния в регионе оказались реализованными. Так, несмотря на принятое еще в 2006 г. решение присоединиться к самой мощной интеграционной группировке Латинской Америки – Общему рынку стран Южного Конуса (МЕРКОСУР) (***), на середину 2010 г. оно так и осталось невыполненным. Хотя геополитически и, главное – экономически это несло очевидные выгоды (у МЕРКОСУР появлялось бы мощное «энергетическое плечо»), процесс превращения Венесуэлы в полноправного члена этой организации явно застопорился. Причиной этого стали не только мало скрываемые У. Чавесом амбиции стать лидером группировки, но и его заявления о том, что если «этот МЕРКОСУР нас не устраивает, мы с ним покончим, и создадим новый МЕРКОСУР» (****).

Перегруппировки происходили и в менее значительных и некогда стабильных межгосударственных образованиях, будущее которых еще несколько лет назад казалось вполне стабильным. Так президент Панамы Р. Мартинелли заявил 24 октября 2010 г. о прекращении членства своей страны в Центральноамериканском парламенте (ЦАП). Причиной, на его взгляд, стало невыполнение ЦАП «никаких» возложенных на эту организацию функций. Поводом послужило то, что ЦАП заявил о недействительности панамского закона № 78, в котором объявлялись неприемлемыми принятые Панамой международные обязательства, противоречащие « общему центральноамериканскому праву». Причиной этого стало решение ЦАП неделю назад признать неконституционным решение Панамы в одностороннем порядке выйти из этой организации.

Согласимся, что в принципе ситуация для Вашингтона могла бы быть значительно худшей, если бы Латинская Америка выступала бы «единым фронтом». В данном же случае появлялась возможность «точечными ударами» раскалывать так до конца и не сформировавшийся «единый фронт» и гасить напряженность в отношениях с отдельными странами, чем США, тем не менее, в силу ограниченности собственных политических ресурсов почти не воспользовались.

Как представляется, тенденция к формированию в Западном полушарии двух центров силы и все большему их размежеванию в предстоящие два десятилетия будет набирать обороты. Этому в немалой степени будет способствовать все более рельефное присутствие в Латинской Америке как традиционных внерегиональных партнеров (ЕС, Япония), так и относительно новых акторов – в первую очередь КНР, а также России, Индии, ЮАР, а также Ирана.

Активное наступление Китая заслуживает особое внимание. Еще несколько лет назад демонстративно стремясь проводить в латиноамериканском регионе политику «низкого профиля», в последние годы КНР не скрывает своих экономических и политических амбиций. При этом ставка делается на ресурсообеспеченные страны – Бразилию, Аргентину, Венесуэлу, Боливию. При этом привлекает внимание не только динамика проникновения на латиноамериканские рынки (за прошедшее десятилетие объем торговли возрос почти в десять раз). На саммите АТЭС в Сантьяго (Чили, 2004 г.) китайский лидер Ху Цзиньтао заявил о намерении инвестировать в этот регион в предстоящие десять лет 100 млрд.дол. 

Формирование мощного геополитического «моста» между поднебесной и южноамериканскими гигантами, предусматривающего создание трансокеанских коридоров с использованием в качестве своеобразной тихоокеанской платформы Чили и Перу – вопрос лишь времени. Это способно не только заметно повлиять на физическую интеграцию региона, но и в целом повысить его экономический и политический статус в мировой иерархии.

В немалой степени этому будет способствовать и вступление после саммита в Мадриде (апрель 2010 г.) в новую фазу евро-латиноамериканских отношений. ЕС стремится также выйти на уровень стратегического партнерства между двумя регионами, и в первую очередь с наиболее мощной интеграционной группировкой – МЕРКОСУР, о чем свидетельствует принятое решение о возобновлении после почти десятилетней паузы переговоров о формировании экономического союза.

Не следует забывать и созданном еще в начале 90 – х годов Ибероамериканском сообществе (ИАС) в составе 19 латиноамериканских стран и трех иберийских (Испания, Португалия и Андорра). На ХV саммите сообщества в Саламанке (Испания, 2005 г.) была окончательно оформлена его структура. В целом ИАС может рассматриваться как одна из конструкций «атлантического моста» между двумя регионами. 

Однако ИАС работает с немалыми сбоями. Так на последнем юбилейном ХХ саммите, прошедшем в начале декабря саммите в Мар дель Плата (Аргентина), на нем отсутствовали и король Испании, и впервые премьер министр Испании, а также практически все лидеры стран-членов АЛБА за исключением президента Эквадора Р. Корреа. Президент Коста-Рики Лаура Чинчилла, как сообщают информированные источники, уже была готова публично обвинить президента Никарагуа Д. Ортегу во вторжении в пограничное пространство своей страны (между странами уже несколько месяцев продолжался пограничный конфликт), что заставило последнего отказаться от участия в форуме. Все в основном свелось к борьбе вокруг предложенного министрами иностранных дел Боливии, Кубы и Венесуэлы. антиамериканской революции, усилиями президентов Аргентины, Мексики и Чили так и не принятой. В результате заранее объявленная центральная тема форума: «Образование как фактор социальной включенности», по сути, так и не была затронута. 

При этом ЕС активно работает и на «поле соперника», стремясь нарастить свои позиции и в «мягком подбрюшье» Соединенных Штатов - Центральной Америке и Карибском бассейне, интенсифицируя структуру связей, которая стала складываться еще в 80-е годы ХХ века.

Относительно новым игроком на «латиноамериканском поле» постепенно становится Иран. При этом Иран подчеркнуто расширяет сотрудничество с наиболее антиамерикански настроенными режимами и в первую очередь с Венесуэлой и Боливией. Ахмадинижад уже четыре раза посещал Венесуэлу. Между странами заключено больше 60 соглашений о сотрудничестве в самых различных областях, начиная от энергетики, военно-техническому обмену и заканчивая строительством Ираном в Венесуэле социального жилья для наиболее бедных слоев населения. Появившиеся в печати сведения о возможности передачи Ираном Венесуэле ядерных технологий пока не нашли своего подтверждения, хотя и вызвали резкую реакцию ряда западных стран, и в частности Франции.

Не будем забывать и о несостоявшейся бразило-турецкой операции по переработке иранского ядерного топлива, признанного неприемлемым ведущими ядерными державами. Напомним в этой связи о том, что Бразилия как непостоянный член СБ ООН голосовала против резолюции, ужесточающей санкции против Ирана. 

В Боливии Иран уже вложил более 1 млрд. дол. в добычу и переработку такого стратегического сырья как лурий Боливия занимает первое место в мире по его запасам). Иранские капиталовложения также направляются в сферы здравоохранения и жилищного строительства.

Можно ли говорить о формировании силового блока трех стран, о чем, например, писала «Вашингтон пост» в номере от 7 декабря 2010 г.? Скорее можно согласиться с У. Чавесом, одержимым создания «оси раздражения» для США в регионе. 

Рельефно обозначившаяся к концу первого десятилетия ХХI века тенденция к наращиванию позиций России в латиноамериканском регионе (один лишь товарооборот вырос с 5,5 млрд. дол. в 2000 г. до 15 млрд. в 2008 г.) в предстоящие два десятилетия способна получить дальнейшее развитие. Этому могут способствовать следующие факторы:

Своеобразное «возвращение» России в Латинскую Америку было во многом обеспечено «левым дрейфом» в регионе, приведшем к появлению целой группы государств, увидевших в расширении связей с нашей страной важный рычаг укрепления своих позиций в условиях конфликтных отношений с США. И хотя политический маятник в регионе, резко качнувшийся «влево» в рассматриваемый период, может вернуться в нейтральное положение, дивиденды, уже полученные от налаживания партнерских отношений с державой Востока, вероятно, сыграют роль долговременного фактора.

Усиление позиций России в этом регионе в немалой степени было обусловлено отказом руководства страны от доставшихся в наследство от советской эпохи стереотипов («в табеле о рангах» Латинская Америка традиционно стояла на последнем месте после Азии и Африки), преобладавших во внешнеполитическом мышлении на протяжении десятилетия «ельцинского периода» В случае сохранения преемственности во внешнеполитических подходах, тем более что смена политических элит в России в ближайшие десятилетия представляется маловероятной, тенденция к поиску партнерства с государствами региона может получить дальнейшее развитие.

Сходство или близость позиций России и ведущих государств региона по вопросам укрепления многополярного мира имеет весомые шансы сохраниться. В последние годы российской стороной были предприняты весьма эффективные меры по созданию в Латинской Америке имиджа «надежного партнера» и преодолению стереотипов негативного восприятия нашей страны, сформировавшихся в «ельцинский период».

Существенно не только то, что способствовало облагораживанию структуры российской внешней торговли, но и то, что привело к заметному наращиванию инвестиционных возможностей России в регионе. Представляется, что в случае расширения государственной поддержки отечественного бизнеса, его интерес к этому региону может обрести долговременный характер.

Вселяет определенный оптимизм и растущее понимание российскими верхами необходимости смещения центра тяжести экономического взаимодействия со странами региона с чисто военно-технической в область научно-технического сотрудничества. На это во многом был ориентирован последний из визитов президента Д.А. Медведева в страны региона в апреле 2010 г. Так во время пребывания в Аргентине был подписан впечатляющий пакет документов о сотрудничестве именно в этой области, в том числе были предусмотрены миллиардные российские инвестиции в передовые отрасли аргентинской промышленности.

Вместе с тем, в ближайшие десятилетия могут продолжать действовать определенные ограничители, нейтрализация которых – одна из главных задач на латиноамериканском направлении. К ним относятся следующие:

1. Россия пока не в полной мере использует такие перспективные «площадки» для увеличения своего политического веса в регионе, как например инициированный в начале ХХI века Испанией и Турцией «Альянс цивилизаций». По крайней мере, на последнем, третьим по счету саммите этого объединения в мае 2010 г. в Рио-де-Жанейро, на котором присутствовало немало президентов и глав правительств стран участниц, российская сторона была представлена лишь специальным представителем МИД РФ, участие которого осталось практически незамеченным. А ведь именно Россией, в которой сосуществуют почти сто национальностей, принадлежащих к разным цивилизационным архетипам, накоплен богатейший опыт, что позволяет ей занять лидирующие позиции в этом объединении.

2. Несмотря на участие России в БРИК, Бразилия остается наиболее слабым звеном российской политики в этом объединении. К сожалению, малоэффективно работает «большая комиссия», созданная еще в 1997 г. Именно с Бразилией стратегического партнерства у России не получается, не смотря на то, что в том же 1997 г. между двумя государствами был подписан соответствующий документ. Во многом это обусловлено фактическим отсутствием у российского руководства отдельной системы приоритетов взаимодействия с южноамериканским гигантом.

3. Пока сохраняется в целом слабая конкурентоспособность России в сравнении со своими конкурентами, предпринимающими немалые усилия по наращиванию своих политических и экономических позиций в этом районе мира. Да и инвестиционные возможности нашей страны существенно уступают и США, и Китаю, и ЕС.

4. Образовавшемуся в сотрудничестве со странами региона крену в сторону поставок в Латинскую Америку системы вооружений нецелесообразно придавать долгосрочный характер. Во-первых, реальные возможности продвижения нашей военной техники во многом исчерпаны. Во-вторых, в условиях, когда в Латинской Америке все громче звучат голоса за ограничение закупки вооружений и укрепление мер доверия, Россия может оказаться в невыгодной ситуации, будучи представленной нашими конкурентами как государство, разжигающее гонку вооружений.

5. До сих пор, несмотря на оптимистические заявления, руководство страны так и не может решить проблему вступления России в Межамериканский банк развития (МАБР) – второй по значимости региональный банк мира. Это существенно ослабляет позиции российского бизнеса, фактически обрекая его на проигрыш крупных тендеров, спонсируемых МАБР. 

* * *

Таким образом, в ближайшие десятилетия латиноамериканский регион, и в первую очередь, его ведущие государства в случае укрепления взаимодействия и отказа от традиций соперничества способен окончательно преодолеть состояние периферийности и стать достаточно влиятельными фигурой в мировой табели о рангах. Заметно расширились перспективы превращения Латинской Америки в самостоятельный центр многополярного мира. Более того, согласно оценкам ряда специалистов, представляющих солидные аналитические центры, в частности отдел Америк испанского банка Сантандер, в предстоящем десятилетии Латинская Америка, опираясь на громадный ресурсный и демографический потенциал, имеет все шансы занять в мировой табели о рангах более высокое место в сравнении с «нарождающимися рынками» Азии и других регионов (2).

Глава 2. Миграции  - новые геополитические аспекты

Формирование современного социального ландшафта в Латинской Америке  неразрывно связано с массовыми передвижениями людей. Для всего Западного полушария миграция стала тем механизмом, который заложил основы культурного, экономического и политического развития. Однако этот процесс имел различное проявление в его Северной и Южной частях. 

Специфика миграционного процесса состоит в том, что он складывается из индивидуальных поступков, в отдельности каждый из которых не несет в себе масштабного политического, финансового, экономического влияния. Это - действия конкретных людей, в большинстве случаев находящиеся за рамками интересов глобальной политики. Тем не менее, в Западном полушарии миграции стали одним из важных феноменов социальной жизни, выходящих за рамки национальных государств и влияющих на их геополитику.

Если в XX в. миграции оказывали значительное влияние скорее на экономическую сферу, то на рубеже столетий все больше начинают проявляться внешнеполитические аспекты, связанные со стремительным увеличением  международных миграций на континенте. Формирование устойчивой парной связи «миграции и развитие» (migración y desarrollo) заставляет включаться в этот процесс государство, не только в качестве регулятора доступа на территорию, но и в качестве гаранта и инструмента реализации финансового и человеческого «капитала», который несет в себе этот процесс. Диаспоры становятся своеобразными «группами влияния» в странах своего проживания. Также во многих латиноамериканских странах государство видит одной из своих задач как поддержание тесных связей с мигрантами, так и их интеграцию в «родное» общество. Это связано не только с гигантскими объемами денежных переводов, поступающих от мигрантов, но и необходимостью вовлечения их в электоральные процессы, потребностью использования их интеллектуальных ресурсов в модернизации экономики.

Несмотря на то, что на протяжении пятисотлетней истории миграции являлись важнейшим элементом становления латиноамериканских обществ, в настоящее время их роль начинает существенно трансформироваться. Здесь важно представить основные этапы развития данного процесса.

* * *

XIX в. стал первым переломным периодом в истории развития миграций в Западном полушарии. К середине века процесс, носивший, скорее, частный характер, приобрел все более массовый и, самое главное – экономический характер. Передвижения людей все более определялись экономической и трудовой ситуацией в их родных местах. Внес свой вклад и технический прогресс, поставивший на поток межконтинентальное сообщение между Европой и Америкой. Волну массовой межконтинентальной миграции, расцвет которой пришелся на период с 1870 по 1913 гг., можно назвать первой волной глобализации.

Основной поток миграции из Европы в Новый Свет был направлен в США, его численность значительно превосходила движение в сторону Южной Америки. Тем не менее, он оказал огромное влияние на внутреннюю ситуацию в латиноамериканских странах, поскольку заинтересованность в европейских переселенцах сформировалась еще в начале XIX в., когда остро встали вопросы как об освоении земель, так и об этно-национальном развитии стран региона.

Массовый приток иммигрантов в Латинскую Америку в конце XIX - начале XX вв. был связан во многом с такими внутренними факторами, как малонаселенность, наличие обширных пространств земли и огромных естественных ресурсов. Однако стремительный рост иммиграции объяснялся не только этим. Важную роль сыграло то обстоятельство, что сюда на рубеже столетий устремили свои капиталы ведущие индустриальные страны мира – Англия, Германия, США. Но ввиду разного уровня экономического развития южноамериканских стран, основными странами, принявшими наибольший поток иммигрантов из Европы, стали Аргентина, Бразилия и Уругвай.

Важно отметить, что миграционные потоки в США и Южную Америку были различны по своему этническому составу, основу переселенцев на юг континента составляли итальянцы и испанцы (что не умаляет роли французов, немцев, поляков, русских, украинцев и многих других). 

Таким образом, в XIX – начале XX вв. межконтинентальные миграции из Европы в Америку имели абсолютный характер, Северного вектора внутриконтинентальной миграции не существовало. Движение рабочих рук из стран Латинской Америки в Соединенные Штаты носило мизерный характер, даже в сравнении с Канадой – северным соседом США. На иммигрантов из стран Латинской Америки и Карибов за период более ста лет приходится 1,9%, где более половины – 464 тыс., приходится на выходцев с островов Вест-Индии (3). Это не случайно, т.к. в XIX в. именно переселенцы с Кубы основали первую и единственную в то время латиноамериканскую диаспору в США.

Хотя отток иммигрантов из стран Южной Америки во второй половине XIX в. был очевиден, в большинстве случаев он был связан с возвращением в Европу, а не с переездом на север – в США: за сто с лишним лет в США переехало около 35 тыс. южноамериканцев (4), это малая доля тех, кто из-за тяжелых условий был вынужден покинуть Южную Америку и вернуться в Европу. Важно подчеркнуть, что перемещения из стран Латинской Америки в США не вносили какого-либо существенного вклада ни в общий миграционный поток, ни в развитие экономик латиноамериканских стран, ни в процесс становления испаноязычных сообществ  в США, т.е. во все то, что во второй половине XX  века приобретет доминирующие черты.

На рубеже XIX - XX столетий эта фаза миграционного процесса стабилизировалась, массовый приток иммигрантов в Южную Америку приостановился. Основные характеристики национального состава латиноамериканских стран были сформированы. На этом фоне начинает постепенно развиваться миграционный процесс на самом континенте, образуя новый вектор миграций с Юга на Север. В данном случае речь идет о зарождении миграции из латиноамериканских стран, прежде всего Мексики, в США.

* * *

На фоне Первой мировой войны объем передвижений людей  между Европой и Америкой значительно снизился. В период с 20-х гг. до второй половины XX в. международная миграция в Западном полушарии стала приобретать внутриконтинентальный, региональный, зачастую пограничный характер,  являясь своеобразным дополнением к внутренней миграции и урбанизации. Переезд из деревни в город, смена экономических районов при недостатке рабочей силы определяли основные черты этого периода. Рост эмиграции из сопредельных государств - от беднейших к более богатым, оказывал воздействие исключительно на двусторонние отношения сопредельных латиноамериканских стран.

Во всем регионе, исключая территории с естественноприродными барьерами (амазонская сельва, пустынные зоны или горы), движение населения в пограничных зонах строилось и поддерживалось этническим родством, преобразовываясь в трудовую миграцию, когда требовались рабочие руки для сельхоз. работ, в большинстве своем сезонного типа.

Стимулом миграции между сопредельными странами являлась разница доходов. Так, в период с 1950 по 2000 гг. доход на душу населения в Аргентине более чем в два раза превышал соответствующий показатель в Боливии и Парагвае, которые превратились в главные страны-источники мигрантов в Аргентину. Аналогично, в Чили этот показатель в среднем был на 65% выше, чем в Перу, при этом разрыв еще более увеличился в 90-е гг. ввиду роста чилийской экономики. Значительные различия в этом показателе наблюдаются между Коста-Рикой и Никарагуа, Гаити и Доминиканской Республикой. Значительные миграционные течения между странами с протяженными общими границами порождались разницей в доходе на душу населения.

Таким образом, до 60-х гг. XX в. региональные международные миграции, превышающие объемом 50 тыс. человек в год, имели пограничный характер. И в этом ряду первенство по численности принадлежало стремительно нарастающей мексиканской миграции в США, которая уже в то время насчитывала ежегодно более полумиллиона человек в год. 

Важно отметить, что для миграционных процессов в Латинской Америке второй половины XX в. также была характерна политическая эмиграция, спровоцированная авторитарными режимами. Военные правительства в Аргентине в 60-х и 70-х гг. спровоцировали массовую «утечку умов» в США. Сходные процессы происходили в те же годы в Бразилии, Парагвае, в  70-80 гг. в Чили. Политическая эмиграция была ответом людей на деятельность режимов, ущемляющих гражданские права. Она коснулась большинства стран Латинской Америки, однако в XXI веке уже не оказывает значительного влияния. Таким «осколком прошлого» остается кубинская эмиграция – одно из важных звеньев американо-кубинского конфликта, который после распада двуполярного мира утратил свою глобальную проекцию. Однако эффект влияния кубинской миграции на американскую внешнюю политику до сих пор остается  значительным. 

Качественные изменения миграционного процесса в Западном полушарии стали происходить в последней четверти ушедшего столетия. Процесс глобализации внес свои коррективы. Доступность авиаперевозок, электронных средств связи активизировали эмиграцию в развитые страны мира, прежде всего в США и Европу. Стала отчетливо формироваться и откровенно доминировать миграция типа Юг - Север. Ее основными составляющими являлись Мексика, страны Центральной Америки и Карибского бассейна. На рубеже веков стал формироваться феномен транснациональных диаспор, не связанных напрямую как с необходимостью разрыва с родиной, так и потребностью ассимиляции в принимающих странах. Также как и век назад, это стало возможным при появлении новых технических возможностей, когда развитие средств коммуникации и транспорта позволяет людям активно «присутствовать» в обеих странах. Эта миграция носит как сезонный, так и натурализационный характер.

* * *

При всем разнообразии миграций в Латинской Америке, основную роль играет поток на Север. Уже в течение длительного времени основной его болевой точкой является мексикано-американская граница. Эта пограничная проблема составляет одну из ключевых позиций всего миграционного процесса в Западном полушарии. Однако она не сводится  исключительно к двусторонним отношениям между Мексикой и США, а по сопутствующему комплексу культурно-цивилизационных проблем, составу мигрантов и политическому эффекту приобретает более глобальный масштаб. 

Формально речь идет о самой протяженной сухопутной границе в мире, разделяющей государства с различным уровнем жизни населения и различными цивилизационно-культурными характеристиками. Это - 3141 км сухопутной границы и 44 км прибрежного участка, и целый комплекс накрепко переплетенных между собой проблем различного уровня. В юридическом плане для США идет о проблеме нелегальной иммиграции, основную часть которой составляют мексиканцы и те, кто проникает в страну через эту границу. В социально-культурном плане - для Юго-Западных штатов особенно остро стоит вопрос национальной идентичности, основанной на численном доминировании испаноязычного населения. Эта проблема обретает все более геополитический характер. Алармистский подход звучит в высказываниях С. Хантингтона в книге «Кто мы?», видящего в наплыве мексиканских мигрантов угрозу не только национальной идентичности Америки, но и в обозримом будущем вероятность территориального отделения Юго-Западных штатов от США. «Если тренд сохранится, он приведет к консолидации мексиканских общин и обособлению этих общин в автономный, культурно и лингвистически независимый, экономически самодостаточный район на территории США» (5). Также С.Хантингтон выделил шесть критериев, которые делают мексиканскую миграцию уникальной, не имеющей аналогов в истории. Это - географическая близость, массовость, нелегальность, региональная концентрация, постоянство, исторические корни. Все вместе это увеличивает тревогу от неуправляемого миграционного потока с  латиноамериканского Юга. «Толпы иммигрантов, пересекающие почти неохраняемую сухопутную границу (вместо того, чтобы плыть через океан), представляют существенную угрозу иммиграционной политике США, уничтожают, через создание транснациональных сообществ, само понятие государственной границы, угрожают экономике и культуре американского Юго-запада и экономике США в целом» (6).

Такая позиция демонстрирует не просто обеспокоенность демографическими эффектами или экономической целесообразностью привлечения мигрантов, это акцентирует внимание на значительно более важном явлении – цивилиазационном противоборстве двух граничащих друг с другом миров, тесно сплетенных официальными интеграционными связями и скрытым взаимодействием нелегальных, зачастую противозаконных структур.

Тем не менее, сотрудничество США и Мексики по обеспечению безопасности в районе границы имеет длительную историю, приоритетными являются борьба с наркотрафиком и, формально, с нелегальной иммиграцией. Поскольку мексиканская сторона весьма неохотно ведет борьбу с нелегальной эмиграцией к северному соседу, то в сфере борьбы с наркотрафиком сотрудничество развивалось более продуктивно. 

В 1980-е годы в иерархии приоритетов пограничной безопасности США на первое место вышла проблема наркоторговли, которая ранее была также актуальной, но далеко не столь острой. С 1981 по 1990 г. объем задержанной на мексиканской границе контрабанды кокаина вырос в 50 раз, что было, скорее, естественным следствием беспрецедентного роста наркотрафика, нежели весьма скромных практически по всем оценкам успехов пограничников и таможенников (7). Однако в 2006 г. ситуация стала стремительно накаляться. С распадом колумбийских наркокартелей первенство на незаконном рынке наркотиков в Соединенных Штатах захватили мексиканские группировки. В настоящее время Мексика стала основным поставщиком каннабиса и крупнейшим поставщиком метамфетамина в Соединенные Штаты. Острейшая внутренняя  проблема, связанная с настоящей нарко-войной в самой Мексике, накалила приграничную ситуацию, связанную с попытками мексиканского правительства уничтожить инфраструктуру и каналы переправки наркотиков в США через границу в районах Нуэво-Ларедо и штата Тамаулипас. Департамент Национальной Безопасности США также заявил, что рассматривает возможность использования национальной гвардии для борьбы с угрозой распространения наркотиков из Мексики через границу США. Все это накаляло и без того непростую ситуацию на границе. 

Новое геополитическое содержание пограничного вопроса стало артикулироваться в начале текущего десятилетия. Борьба с наркоторговлей на мексикано-американской границе рассматривается в США в общем контексте антитеррористической борьбы. После террористических актов 11 сентября 2001 г. граница стала восприниматься как одно из уязвимых мест безопасности США, а контроль над ней – в качестве приоритетной задачи. Со стороны США одной из наиболее ясных и однозначных форм реакции на нарастание угрозы безопасности границы стала попытка борьбы с нелегальной иммиграцией.  Инструментом контроля было призвано стать новое ужесточенное миграционное законодательство.

В сфере пограничной безопасности концептуальным ответом на теракты стала концепция «умной границы», принципы которой легли, в частности, в основу подписанного 22 марта 2002 года Американо-мексиканского соглашения (из 22 пунктов) (Smart Border: 22 Point Agreement). Ставка делалась не только на ужесточение пограничного, таможенного и визового контроля, но и на выделение «привилегированных» потоков людей и товаров, получавших после проверки или сертификации особый статус, который давал право на прохождение упрощенной проверки. Это позволило уменьшить нагрузку на органы пограничного и таможенного контроля и избежать заторов на пунктах пропуска. Таким образом, первоначальное внимание в новой стратегии уделялось потокам, проходящим через пункты пропуска, а не к пространству между ними. 

Однако новое обострение проблемы нелегальной миграции на мексикано-американской границе побудило американские власти вновь повысить ее приоритетность в иерархии проблем пограничной безопасности. В мае 2006 г. Конгресс одобрил закон «О всеобъемлющей иммиграционной реформе», в числе прочего предусматривавший строительство почти 600-километрового тройного забора и более чем 800-километрового забора против прорыва заграждения тяжелыми грузовиками. Однако из-за политических противоречий он так и не вступил в силу в полном объеме. К осени 2006 г. демократы и республиканцы выделили из плана реформы не вызвавший противоречий вопрос о необходимости укрепления границы и приняли закон «О безопасном ограждении» (The Secure Fence Act), который был подписан президентом 26 октября 2006 года (8). 

Новое обострение борьбы с нелегальной иммиграцией произошло в апреле 2010 г., когда губернатор Аризоны Джен Брюэр подписала ранее утвержденный местной палатой представителей закон, в соответствии с которым нелегальное пребывание на территории штата стало уголовным преступлением. 

Вскоре после подписания закона в штате начались демонстрации его сторонников и противников. Президент США Барак Обама подверг критике принятый в Аризоне закон, отметив, что подобные необдуманные законы будут появляться в штатах до тех пор, пока не будет принято единого федерального законодательства. Президент Мексики Фелипе Кальдерон во время майского визита 2010 г. в Вашингтон  заявил, что аризонский закон ведет к дискриминации мексиканцев. Отправляясь в США, он намеревался добиться пересмотра принятого в Аризоне закона. 

Основанием для такого рода оценок являются данные по составу нелегальной иммиграции в США. В докладе, опубликованном в 2010 г., число нелегальных иммигрантов по состоянию на январь 2009 г.  оценивалось в 10,8  млн. человек (что на миллион меньше по сравнению с предшествовавшим 2008 годом). Доля латиноамериканцев составляет около 77 %, а значительную часть  - 62% среди нелегалов, составляют выходцы их Мексики. Обращает на себя внимание, что 12% общего числа нелегалов – это «транзитные мексиканские» мигранты из Сальвадора, Гватемалы и Гондураса (9). 

Несмотря на то, что наиболее одиозные положения аризонского  закона были изъяты решением суда, его вступление в силу имело широкий резонанс. По сообщению агентства Associated Press согласно проведенному исследованию с момента принятия данного закона с 29 июля по середину ноября 2010 г. этот американский штат покинули около 100 тыс. мексиканцев (10), из них 23 тыс. 380 человек вернулись  в Мексику. 

Проблема нелегальной иммиграции и мексикано-американской границы с течением времени будет усложняться, ее влияние на геополитическую расстановку сил в Западном полушарии будет усиливаться. Надо отдавать отчет в том, что мексиканское правительство едва ли будет предпринимать активные меры по пресечению нелегальной эмиграции в США, т.к. эта страна является не только основным торгово-экономическим партнером Мексики, но давно стала одним из базовых источников  финансовых поступлений в виде денежных переводов мигрантов.

Денежные переводы давно вплелись в структуру жизни мексиканцев. И здесь уже нельзя ограничиться только экономической сферой, поскольку этот финансовый источник стал одной из наиболее значимых форм поддержания уровня жизни для многих тысяч семей. В Мексику идет один из самых больших потоков денежных переводов в мире, в конце 2010 г. он составлял 22,6 млрд долларов (11). Его значимость для местной экономики сопоставима с доходами от нефти и превышают доходы от туризма. Поэтому неудивительно, что именно миграция рассматривается значительным числом людей в качестве формы обретения средств к существованию. Вряд ли правительство согласится на сокращение денежных поступлений в страну, даже если они основаны на нелегальной миграции.

За многие годы зависимости от этого типа финансовых поступлений сложился устойчивый социальный стереотип  «линии жизни». Миграция стала семейной стратегией, направленной на улучшение перспектив не только мигранта, но и всей его семьи, включая дальних родственников. Когда мигрант устраивался на новом месте, семья могла рассчитывать на финансовые поступления за поддержку этой инициативы. Как правило, денежные переводы значительно превышали первоначальные затраты или заработки мигранта в стране происхождения.  

В первую очередь, получаемые переводы оказывают влияние на изменение качества ежедневного потребления. Эти деньги тратятся большей частью на покрытие первичных жизненных потребностей (покупку продуктов, оплату жилья, медикаментов). В среднем расход этих финансовых средств распределяется следующим образом: 67% идет на содержание семьи, 12% — на покупку дома или земли для семьи, 13% уходит в сбережения, 2% вкладывается в создание или финансирование предпринимательской активности, 5% — на другие типы вложений. При этом на образование в среднем отводится не более 7% получаемых средств. Такая структура расходов остается практически неизменной на протяжении последних десяти лет. 

Ориентация на миграцию в США в качестве жизненной стратегии стала приводить к постепенной смене социальных приоритетов у молодежи, для которой уже не столь очевидным казался тезис, что учеба и профессиональная специализация могут или должны стать способом личного продвижения и социальной мобильности. Реальный опыт подсказывал им, что именно миграция за рубеж (в подавляющем числе случаев в США), даст бóльшие возможности для роста их благосостояния. Не удивительно, что современный облик мексиканской миграции в США формируется этой малоквалифицированной, часто нелегальной миграцией, которая обостряет социально-экономическую ситуацию в Юго-западных штатах, провоцируя принятие дискриминационных законов. 

Миграция, в том числе и нелегальная, устойчиво вплетена в систему социального развития страны. Для Мексики характерны коллективные переводы, позволяющие аккумулировать значительные суммы для реализации проектов социальной инфраструктуры - введение систем питьевой воды и канализации, строительство водопроводов, шоссе, мостов, колодцев, проведение линий электропередачи, прокладка телефонных кабелей и другие общественно полезные начинания, такие как ремонт местной церкви или футбольного поля. Коллективная форма переводов, основанная на добровольных взносах представителей региональных диаспор, получила правительственную поддержку, наиболее яркий пример - Программа «3x1», реализуемая в мексиканском штате Сакатекас, когда на каждый вложенный эмигрантскими объединениями доллар приходятся три со стороны федеральных и местных властей разного уровня. В настоящее время развернулась уже третья редакция данной программы.

Все это еще раз демонстрирует, что миграция стала одним из важных факторов развития страны. И ее статус (легальный – нелегальный) в данной ситуации не имеет первостепенного значения. Тесное переплетение сторон треугольника «миграция – денежные переводы – развитие» показывает, что позиция мексиканской стороны в данном остром вопросе двусторонних отношений с США по проблеме контроля нелегального въезда на территорию северного соседа не может принципиально изменяться. Суммарный негативный эффект от нарко-войны, неблагоприятной криминогенной ситуации на территории прилегающих к границе мексиканских штатов, высокого уровня нелегального проникновения в США и обострения ксенофобии в Юго-Западных штатах США, будет приводить к повышению конфликтности в общем социально-политическом контексте мексикано-американской границы. 

* * *

Латиноамериканские миграции и этнические диаспоры помимо общего фона, связанного с увеличивающимся присутствием испаноговорящего населения в США, способны играть определяющую роль в формировании внешнеполитического курса американской администрации. Таким примером стала кубинская диаспора в Майами, сложившаяся вследствие массовой эмиграции с острова после победы Кубинской революции.

Современная кубинская выделяется не только на общем фоне испаноговорящего населения США, но и во всей мозаике полиэтничного американского общества. При относительной немногочисленности экто группы – 4,3%  от общей численности всего испаноязычного населения США, именно кубинцы обладают самой большой экономической силой и политическим влиянием. Идеологическая основа этой диаспоры была заложена в результате эмиграции значительной части истеблишмента после свержения в 1959 г. правительства Ф.Батисты повстанческими войсками под руководством Ф.Кастро. 

Ориентация на политическую ситуацию на острове, консерватизм и антикоммунизм первого поколения изгнанников сформировали те базисные представления о ценностях и целях диаспоры, которые и по сей день являются ориентирами при принятии политических решений не только в масштабах этнического сообщества, но и оказывают влияние на внешнюю политику США в отношении Кубы.

Наиболее влиятельной политической организацией остается Кубино-американский национальный фонд (CANF), созданный в 1981 г. непримиримым противником Кубинской революции Х. Мас Каносой.  Для этой организации характерны жесткая оппозиционность режиму братьев Кастро, неприятие любых переговоров и отношений с режимом, а также поддержка жесткого курса и всех политических партий, разделяющих этот курс. Давлению этой организации приписывают принятие антикубинских законов и актов, в частности Кубинского демократического акта (Акт Торричелли) в 1992 г., а также закона «За свободу и демократическую солидарность с Кубой» (Закон Хелмса – Бертона)  в 1996 году. 

Хотя изменения мирового порядка 1990-х гг., связанные с распадом СССР, уход в прошлое «холодной войны», значительно изменили уровень накала американо-кубинского конфликта, принятые акты остаются и по сей день актуальными для этого вектора внешней политики США. Показательными стали похороны лидера CANF в 1997 г., когда более 40 тыс. кубино-американцев пришли почтить его память. Некоторые американские политики даже высказывали мнение, что если бы не Большой Хорхе (как называли Х. Мас Каносу в американской печати), то возможно США имели бы уже давно нормальные отношения с Кубой. 

Середина 1990-х годов стала периодом создания «умеренных» политических организаций в Майами, которые проповедовали диалоговый стиль взаимоотношений с руководством острова. Этому способствовали и те представители диаспоры, чьи родственники живут на Кубе, и появившаяся возможность посещать остров,  оказывать финансовую поддержку в виде денежных переводов. 

Важно отметить, что роль кубинской диаспоры не ограничивается линией США – Куба. Кубинский фактор оказывает значительное влияние на внутриполитическую ситуацию в США, где можно вспомнить роль Флориды в победе Дж.Буша на президентских выборах 2000 года, когда решающее значение для итогов выборов имели голоса выборщиков штата Флорида.

Устойчивость позиции каждой стороны данного конфликта, подогреваемая кубиноамериканской диаспорой в Майами, существенно затрудняет взаимный поиск путей примирения. Несмотря на неоднократные заявления о необходимости пересмотра политики США в отношении Кубы, реализация новых подходов с каждой стороны вызывает значительное внутренне противодействие. Традиции и принципы, диктуемые кубинской диаспорой, продолжают быть актуальными в практике североамериканской внешней политики. 

* * *

При всей остроте и глобальной геополитической значимости традиционных проблем - мексикано-американского пограничного узла, американо-кубинского конфликта, нельзя не замечать новые тенденции в миграционном процессе в Западном полушарии. По своим масштабам и значению они пока не сопоставимы с миграцией типа Север – Юг, однако имеют большой потенциал для перспективного развития. Речь идет о становлении интеграционного пространства в рамках МЕРКОСУР, где миграции являются одной из его базовых составляющих. Моделью интеграции становится Евросоюз, когда принцип межгосударственной территориальной мобильности населения должен способствовать развитию и росту экономик. В этом случае формирование законодательной базы должно подстегивать и стимулировать социальные процессы. 

Подписание в 1991 г. Асунсьонского договора создало интеграционную группировку, объединяющую более 200 млн человек. В основу закладывались экономические принципы общего рынка,  свободной циркуляции капитала и рабочей силы между государствами-участниками после 1 января 1995 г. (ст. 1 Договора). Развитие миграционной политики шло параллельно экономической интеграции. Свободная циркуляция людей и трудовая миграция приобретают особое значение, появляется возможность для свободного поиска подходящих профессиональных вакансий, для увеличение студенческого обмена в образовательной сфере, и в итоге качественного роста человеческого капитала. 

На этом пути есть многочисленные препятствия. Начиная с того, что страны-члены группировки неравнозначны по своему экономическому и территориальному потенциалу. Неравенство уровня развития сказывается и на миграционной ситуации  в каждой отдельно взятой стране. Как отмечалось ранее, для латиноамериканских стран весьма характерна пограничная миграция, из стран с невысоким уровнем дохода в страны с более высоким уровнем жизни. Так, на протяжении длительного времени Аргентина является страной, активно принимающей мигрантов. Исключение составлял только 2001 г. – кризисный для местной экономики. Обратная ситуация в Парагвае, где с 1960 по 2000 год преобладал исход населения, большинство которого осело в районе Большого Буэнос-Айреса в Аргентине. В свою очередь в этой небольшой стране весьма значительно присутствие бразильцев (около 200 тыс.), проживающих в провинциях, прилегающих в границе. Уругвай также является страной эмиграции, подверженной влиянию экономических кризисов и политических процессов. Основным направлением уругвайской миграции исторически является соседняя Аргентина. В этом круге стран Бразилия занимает особое положение. Статус восходящего гиганта, основанный на динамично развивающейся экономике способствует сокращению эмиграции. Также заметную роль в этом контексте играет Чили, завязанная на пограничный тип миграции с Перу. 

Для преодоления национальных барьеров и других препятствий для свободного передвижения, начиная с 1997 г. идет постоянное взаимодействие на уровне министров иностранных дел стран объединения по постепенному снятию пограничных барьеров, унификации миграционного законодательства. 

Проблемы и противоречия между странами-участницами, время от времени ставящие под угрозу перспективы достижения общих целей – естественные процесс становления любого интеграционного блока. В контексте изменяющейся геополитической ситуации в Западном полушарии, связанной с ослаблением роли США в регионе и возрастанием влияния Бразилии, шансы МЕРКОСУР на создание полноценного пространства общего рынка и свободного обращения человеческого капитала весьма велики. И динамичная миграция трудовых ресурсов сможет сыграть стабилизирующую роль в непростом процессе становления этого потенциально  влиятельного полюса геополитики в Западном полушарии. 

* * *

Традиционно миграции принято рассматривать с точки зрения действий, связанных с поведением индивида, когда выбор миграции как жизненной стратегии является индивидуальным выбором. Однако глобальное измерение миграционных процессов в Западном полушарии, которое можно наблюдать в последнее  десятилетие, приводит к выводу, что этот феномен, развивающийся на индивидуальном уровне или на уровне малых групп (семьи, локального сообщества) вырастает до уровня международных отношений.

В настоящее время миграции являются важным «скрытым» фактором, определяющим особенности современных международных отношений в Западном полушарии. Это стало возможным именно в конце XX века, когда значительно расширилось число субъектов международных отношений, когда разомкнулся узкий круг межправительственных организаций, увеличилась роль транснациональных миграционных сообществ, социальных сетей и трансграничных связей. 

Некоторая обособленность миграционных процессов (ввиду их индивидуальной природы) от официальной деятельности государственных структур обусловила их специфическое проявление и воздействие. Оно возникло тогда, когда объемы миграции перешли критическую точку, обостряя тем самым болезненные сопряженные сферы –борьбы с нелегальной иммиграцией, противодействие наркотрафику. Возможность политического влияния миграций и сформированных ими этнических сообществ была продемонстрирована на примере американо-кубинских и американо-мексиканских отношений. Но их возможность не ограничивается двусторонним взаимодействием сторон. Рассматривая глобальные перспективы можно с уверенностью сказать, что роль миграционных процессов в формировании новых геополитических векторов в рамках Западного полушария будет диверсифицироваться и возрастать.

 Глава 3. Взрывоопасный тихоокеанский треугольник  (Боливия – Чили - Перу)

Территориальные споры – это другая визитная карточка латиноамериканской геополитики. Пожалуй, ни один регион планеты не оказался в такой же мере опутанным целой сетью территориальных претензий одних государств к другим. При этом особенность данного явления - его глубокие исторические корни (большинство конфликтов рождалось, когда молодые латиноамериканские республики делали лишь первые шаги в освоении мирового пространства в ХIХ веке). Соответственно, были периоды, когда конфликты вступали в латентную фазу и в течение десятилетий почти не давали о себе знать. Но главное - сохранялась и передавалась из поколения в поколение враждебная среда (в известном смысле «образ врага»), обладавшая чрезвычайной устойчивостью. Она становилась как бы неотъемлемой частью политической культуры и правящих элит, и массового сознания. Достаточно взглянуть, например, на школьные учебники стран, находящихся в состоянии спора по поводу той или иной территории. Можно прочитать, как правило, совершенно разные версии истории их территориального формирования. Нет нужды говорить о дестабилизирующем влиянии территориальных споров на развитие интеграционных процессов. «Образ врага» неоднократно эксплуатировался правящими элитами (в особенности военными режимами ХХ века) для всплеска националистических настроений и поднятия собственного «рейтинга». 

К наиболее характерным конфликтам такого типа относится многолетний спор Чили и Боливии по поводу выхода к морю, который насчитывает более ста лет и в настоящее время представляет собой классический вариант сложносоставного и наиболее взрывоопасного конфликта в современной Латинской Америке. 

Согласимся в данном случае с российским политологом Л.И.Никовской, отмечавшей, что подобные конфликты имеют не только политико-экономическое, но также социо-культурное и психологическое измерение (12). Их отличает высокая степень обостренного восприятия обеими сторонами всего, что связано с возможным урегулированием спорных вопросов и неизбежными компромиссами. Огромную и часто деструктивную роль в сложносоставных конфликтах играют национальные стереотипы, устоявшиеся мифы о своей стране и ее безусловном праве («историческом» или «справедливо завоеванном») на спорную территорию в противовес чужим, «враждебным» интересам. К рационально-объяснимому конфликту ресурсов в данном случае присоединяется конфликт ценностей – как известно, самый трагический и трудноразрешимый. В орбиту конфликтующих сторон нередко оказываются втянутыми и третьи страны, по сути, давно не являющиеся пострадавшими и использующие ситуацию в конъюнктурных целях. В Латинской Америке одними из самых «нерешенных» и потенциально опасных до сих пор остаются территориальные споры между Чили, Боливией и Перу.

* * *

История сложных отношений трех стран берет начало в XIX веке, когда в ходе Тихоокеанской войны (1879-1883 гг.) Перу и Боливия потерпели сокрушительное поражение от чилийской армии и флота, уже в те времена организованных и оснащенных по самым современным образцам. 

В 1883 г. был подписан Анконский мирный договор с Перу, по которому эта страна навсегда уступала Чили провинцию Тарапака; судьба провинций Арика и Такна должна была решиться через 10 лет. 

В 1904 г. Чили заключила окончательный договор «о мире, дружбе и торговле» с Боливией, которая получила право торгового транзита через чилийскую территорию и режим благоприятствования в некоторых чилийских портах, однако не смогла вернуть ни километра утраченной территории. Были потеряны обширные пространства пустыни Атакама, провинция Антофагаста и в итоге - выход к морю, что превратило эту страну в «средиземное» государство (общие территориальные потери Боливии в пользу Чили оцениваются в 120 тысяч квадратных км) (13). 

В 1929 г. в результате сложных переговоров при участии США был подписан мирный договор между Чили и Перу, по которому Перу возвращала провинцию Такна, но окончательно теряла Арику и Тарапаку. В приложении к договору специально отмечалось, что никакая третья страна не может получить права на территорию, завоеванную победителем (Чили), без согласия побежденной страны (Перу) (14). Так было поставлено важнейшее препятствие на дальнейших попытках Боливии обрести суверенный выход к Тихому океану, и заложена постоянная конфликтность чилийско-боливийско-перуанского треугольника, в котором даже конструктивные инициативы одной или двух сторон всегда встречали противодействие третьей.

В итоге после подписания мирных договоров 1904 и 1929 гг. сухопутная граница Чили продвинулась на север с уровня 24-ой до уровня 18-ой параллели, Чили получила 180 тысяч квадратных километров новых земель, богатых селитрой и медью, и заняла господствующее положение на Тихоокеанском побережье. 

Результаты Тихоокеанской войны, блестящие для Чили, драматические для Перу, оказались поистине трагическими для Боливии, заложив основы одного из самых трудноразрешимых и затяжных конфликтов в регионе. Они оказали также решающее влияние на формирование чилийской и боливийской нации, ускорив консолидацию первой (как лидеров и победителей), и на многие десятилетия затормозив развитие второй. С тех пор проблема выхода к морю стала для Боливии не просто вопросом экономики или политики, но приобрела экзистенциальное значение, наполнилась глубоким психологическим и социо-культурным смыслом. 

Образ страны, потерявшей море, превратившейся в континентальное государство в окружении своих соседей, «развернутых, подобно вееру, к океанам» (по выражению боливийского историка Эскобари Кусиканки), стал устойчивым стереотипом, политическим символом в общественном сознании, в публицистике и в реальной политике Боливии на протяжении десятилетий. Ежегодно 23 марта боливийцы отмечают Праздник моря, являясь, наверное, единственным народом в мире, стремящимся не забыть о военном поражении, а возвести его в культ. Тема моря присутствует в жизни страны вместе с идеей о допущенной несправедливости и памятью об обширной территории, первоначально доставшейся Боливии – «любимой дочери Освободителя» - после Войны за независимость. В Ла-Пасе находится Музей боливийского моря, на одной из стен которого написано: «Захват и удержание силой чужих территорий не дают права на владение ими» (15). Поскольку для латиноамериканского международного права (и общественного сознания) понятия «морали» и «справедливости» всегда имели не абстрактное, а весьма важное практическое значение, тот факт, что море и огромная территория отобраны с точки зрения боливийцев «несправедливо», в результате военного насилия и навязанного мирного договора, стал определяющим в общественном сознании целого народа. 

Таким образом, как отмечал известный перуанский политический и военный деятель, исследователь геополитических проблем региона Эдгардо Меркадо Харрин, этот конфликт за территорию и ресурсы, структурный по своей природе, приобрел жизненное значение для Боливии, навсегда превращенной им в средиземную страну (16). 

Традиционные возражения чилийских историков основываются главным образом на том факте, что не Чили отняла морское побережье, а Боливия потеряла его по причине бездарности своих военачальников и авантюризма политической элиты. «Боливия – единственная латиноамериканская страна, которая сдавала свои территории всем своим соседям», - пишет, выражая распространенную точку зрения, Луис Майра, чилийский дипломат и специалист по истории международных отношений (17). Более того, чилийцы склонны подчеркивать тот факт, что вовсе не каждая континентальная страна считает свое развитие остановившимся из-за отсутствия морского побережья, о чем красноречиво свидетельствуют примеры Австрии, Чехии, Венгрии, Швейцарии и других европейских государств. Однако такой подход до самого недавнего времени встречал лишь резкое неприятие боливийской стороны. 

Боливийские исследователи консервативного направления считают, что навязанная их родине «средиземность» исключительна и абсолютна, в то время как все европейские государства, лишенные прямого выхода к морю, так или иначе связаны с ним прекрасными речными путями. Боливия же в силу исторических и природных обстоятельств тяготеет только к Тихому океану (“Pacífico”), от которого она «несправедливо заточена в самом сердце латиноамериканского континента» (18). Даже Парагвай, имеющий сходную историческую судьбу и соединенный с океаном через реку Парана, по степени экономической уязвимости и политической униженности не может сравниться с Боливией. Согласно боливийской интерпретации, только Чили виновата в том, что формирование боливийской нации происходило на основе признания своей неудачи в Тихоокеанской войне и предопределенного этой неудачей дальнейшего «неполноценного» развития. 

В то же время, в историческом контексте не все обстояло столь однозначно. Договор 1904 г. действительно стал важнейшей вехой в новой расстановке сил в регионе. Он зафиксировал, что граница между Чили и Боливией определена окончательно и не подлежит пересмотру в дальнейшем, а все связанные с этим вопросы относятся к сфере двусторонних отношений и не допускают вмешательства третьих стран без согласия главных участников. Однако, чтобы несколько смягчить для Боливии экономический удар от военного поражения и утраты морского побережья, была разработана и оформлена в виде специальных соглашений целая система конкретных мер.

Договор определил «режим свободного транзита» для Боливии по новым чилийским территориям и портам Тихого океана. Боливии предоставлялось право на строительство своих таможенных постов в Арике и Антофагасте. Конвенции 1912 г. и 1937 г. о торговых перевозках между двумя странами подтверждали право свободного транзита боливийских грузов и сопровождающего их персонала по чилийской территории, прилегающей к Арике и Антофагасте, а чилийские службы обязывались обеспечить безопасность перевозок. 

Проблема заключалась в том, что использовать и расширять эти юридические «окна» было возможно только при опоре на политическую волю государства и продуманную экономическую стратегию, которая постепенно создала бы необходимую инфраструктуру и подготовила почву для развития всех имеющихся шансов. Этих условий в Боливии не было, и главный акцент пришелся на общее неприятие мирного договора 1904 г., который всегда рассматривался общественным мнением страны как несправедливый и грабительский. 

На всем протяжении XX века в боливийской внешней политике, общественной науке и дипломатии сосуществовали и боролись два основных направления, оформившиеся еще в 1930-40-е гг.: жесткие «реваншисты» и более гибкие «прагматики». 

Идею о кардинальном пересмотре и даже отказе от мирного договора с Чили отстаивали сторонники так называемого «реваншистско-эмоционального» направления, объединившего влиятельных политиков, дипломатов, историков, военных. Одним из наиболее ярких представителей этого подхода в интеллектуальной среде был Хорхе Эскобари Кусиканки, историк и дипломат, автор многочисленных работ об историческом праве Боливии на выход к морю и сторонник концепции развернутого давления на Чили.

«Реваншисты» предлагали:
- выдвигать требование о возврате морского побережья (или хотя бы его части вплоть до расчленения чилийской территории) на всех международных встречах и конференциях;
- заручиться поддержкой дружественных стран, превратив вопрос о море в тему многостороннего обсуждения;
- добиться согласия на пересмотр всех договоров со стороны Перу;
- осуществлять прямые переговоры с Чили, используя международное давление других стран (19).

В то же время, война и любые насильственные способы решения проблемы отвергались большинством «реваншистов» ввиду полной невозможности реализовать на практике успешную военную операцию против Чили. 

Одновременно с «жестким» существовало и более гибкое «практическое» направление, выражавшее интересы тех групп, деятельность которых напрямую зависела от дальнейшего успешного развития страны - бизнеса, предпринимательских кругов, образованных и прагматически настроенных слоев общества. Его сторонники, среди которых также были видные дипломаты, общественные деятели, историки и публицисты, понимали невозможность возврата к прошлому и призывали рассмотреть любые из доступных вариантов обретения выхода к морю. Среди этих вариантов указывались:

- «морской коридор» на приемлемых условиях (после того, как эта идея в 1940-е гг. была предложена чилийским правительством, о чем см. ниже);
- интернационализация порта Арика;
- совместное управление прибрежной зоной;
- создание боливийских «анклавов» на побережье. 

«Прагматики» исходили из необходимости признания факта поражения и окончательной потери территорий, и считали, что только конкретное, последовательное обсуждение всех путей решения проблемы может исправить ситуацию. Однако, учитывая влияние в боливийской политической элите «реваншистов», которые часто использовали тему морского побережья для объяснения собственных неудач, радикальный настрой общественного мнения, а также лидерский статус Чили на Тихоокеанском побережье, решение морского вопроса Боливии всегда откладывалось на неопределенное время. 

В целом, несмотря на некоторые неудачные попытки придать теме международное звучание, период с 1920-х до рубежа 1940-50-х гг. был посвящен адаптации страны к новым территориальным границам и значительно более тяжелым условиям существования. С Чили в эти годы поддерживались дипломатические отношения.

* * *

В отличие от боливийского подхода, делавшего акцент на факте «несправедливости» и возможного реванша, основной принцип чилийской внешней политики на протяжении ХХ века состоял в уважении к формальному праву, к заключенным договорам и определяемым ими границам. Кроме того, удовлетворение самых радикальных требований Боливии грозило Чили расчленением национальной территории, с чем не могло согласиться ни одно чилийское правительство. В то же время, беспокоясь о своем статусе в регионе и (впоследствии) о признании в мире, чилийская дипломатия упорно подчеркивала, что страна готова к добрососедским отношениям и сотрудничеству с Боливией, но при условии полного признания всех положений договора 1904 года. Обладая формальными преимуществами в отстаивании своей точки зрения по боливийской проблеме, Чили в ряде случаев все-таки готова была начать ее обсуждение. 

Периоды смягчения чилийской позиции практически всегда были связаны с конъюнктурным интересом к природным богатствам Боливии, дефицит которых испытывала Чили. Характерным примером до начала «газовой эры» может служить отношение к водным ресурсам и целая серия «водных» споров, которые сопровождали отношения двух стран на протяжении десятилетий.

В 1946-52 гг. чилийский президент Г. Гонсалес Видела, занимаясь экономическим положением в пограничных северных областях, нуждавшихся в орошении, вступил в переговоры с Боливией и Перу и предложил идею «морского коридора» в обмен на право использовать воды озера Титикака для оживления сельского хозяйства в этом засушливом регионе. Финансовую и политическую поддержку проекту обещал оказать президент США Г.Трумэн. План был абсолютно конфиденциальным, однако о переговорах стало известно чилийской прессе, что вызвало скандал и бурю возмущения, как в обществе, так и в парламентах трех стран. Боливийцы и перуанцы не могли простить своим правительствам торговлю священным озером, а чилийцы – неуважение к национальным интересам, особенно в тайне от Конгресса. Проект провалился, приведя к еще большему обострению отношений.

В начале 1960-х гг. получил завершение другой скандал, также основанный на внимании чилийской стороны к водным ресурсам соседей. Это был конфликт по поводу реки Лаука, истоки которой находятся в Чили, а основное русло пролегает по территории Боливии. Еще в 1939 г. чилийский президент П.Агирре Серда, посетив самые безводные районы на границе с Перу (Арику и Валье Асапу), по просьбе местных жителей принял решение об орошении сельскохозяйственных земель из бассейна Лауки. Это предполагало строительство системы отводных каналов, забирающих 47% водных ресурсов реки, что грозило экологической катастрофой. Боливия выразила свое несогласие, и в результате многолетнего обмена нотами протеста в 1947 г. было принято решение о проведении совместной технической экспертизы проекта. Переговоры продлились еще до 1960 г., эффективных предложений с боливийской стороны не было, и Чили все-таки начала строительство (20). В ответ Боливия заявила в ОАГ об угрозе своей национальной безопасности и призвала квалифицировать действия Чили как военную агрессию. Однако ОАГ воздержалась от крайних формулировок и предложила обеим странам урегулировать свои проблемы в двустороннем порядке. В итоге в 1962 г. дипломатические отношения были разорваны, и, несмотря на небольшой перерыв в 1975-78 гг., они не восстановлены до сих пор. 

«Водные» споры, на первый взгляд не имеющие прямого отношения к проблеме выхода к морю, стали неотъемлемой частью чилийско-боливийского многостороннего конфликта, внесли свою лепту в рост напряженности между двумя странами.

* * *

Краткой и своеобразной передышкой в двусторонних отношениях стал период «генеральского правления» - Уго Бансера и Аугусто Пиночета. Несмотря на то, что один находился у власти семь, а другой – 17 лет, это «перемирие» заняло всего три года – с 1975 по 1978, и получило название «Объятий в Чаранье». В небольшом поселке Чаранья на чилийско-боливийской границе в 1975 г. А.Пиночет и У.Бансер подписали совместную декларацию о готовности к конструктивному диалогу и возобновлении дипломатических отношений. У.Бансер стремился продемонстрировать боливийскому обществу эффективность своего правления, позиция же Пиночета была вызвана стремлением улучшить международный имидж режима, выйти из дипломатической изоляции. 

Однако сразу после подписания декларации возникли расхождения в понимании ключевого выражения «не наносить ущерб интересам Боливии». Для чилийских официальных кругов признание драматического факта «средиземности Боливии» означало только согласие вступить в переговоры для постепенного решения проблемы. Это не предполагало готовности быстро и безвозмездно предоставить суверенный выход к Тихому океану по своей территории. Чили предложила Боливии небольшой «коридор» в Арике, на границе с Перу, но взамен потребовала такой же участок боливийской территории, богатый полезными ископаемыми, в качестве компенсации. В Боливии это вызвало возмущение: одна часть общества считала, что предложенный коридор слишком узкий, другая – в основном сторонники военных – вообще говорили о скором возвращении всего утраченного побережья вооруженным путем. Несколько высших офицеров вышли в отставку в знак несогласия с решением У.Бансера. Ожидания, связанные с «Декларацией в Чаранье», не оправдались.

Консультации с Перу, которая почувствовала утрату своего влияния на чилийско-боливийском направлении, закончились предложением перуанского правительства интернационализировать Арику, с чем уже никак не могла согласиться Чили. В итоге боливийская сторона, аргументируя свое решение нежеланием Чили договариваться, предложила вновь прервать дипломатические отношения, что и было осуществлено в 1978 году. 

Таким образом, «генеральская» попытка найти компромисс не увенчалась успехом: если в среде боливийских военных были сильны реваншистские настроения, то внутри чилийской хунты преобладали идеи защиты собственного национального суверенитета и территориальной целостности. В результате взаимное разочарование сторон и убежденность в том, что достигнуть понимания не удастся никогда, только усилились.

В 1979 г. Генеральная Ассамблея ОАГ, проходившая в Ла-Пасе, 21 голосом против 1 приняла резолюцию о необходимости решить морскую проблему Боливии, которая имеет не национальное, а «континентальное» значение; однако конкретные методы не указывались, что дало возможность Чили настаивать на двустороннем характере как всего конфликта, так и возможных путей его разрешения.

В 1987 г. на встрече министров иностранных дел в Монтевидео боливийская делегация внесла предложение о предоставлении своей стране «коридора» в 2.800 квадратных км (с правом суверенитета), который занимал бы территорию морского побережья между портом Арика и границей с Перу. В ответ Главком чилийского флота, занимавший при Пиночете пост главы правительства, адмирал Х. Терибио Мерино, заявил о невозможности каких бы то ни было территориальных уступок со стороны Чили и о выходе из переговорного процесса. На этом закончились все планы чилийских военных добиться эффектного с внешнеполитической точки зрения и устраивающего их самих решения боливийской проблемы. 

В этом смысле пророческим оказалось высказанное в конце 1980-х гг. предсказание Э.Меркадо Харрина о том, что Боливия никогда не откажется от стремления обрести выход к морю, а Чили и впредь будет жестко настаивать на своих условиях. Данная ситуация не изменится и с приходом к власти демократических правительств, оставаясь очагом напряженности, угрозой миру в Южной Америке.

Действительно, 1990-е годы, несмотря на процесс демократизации в Чили и еще более ранний (в 1982 г.) переход к демократии в Боливии, практически не принесли эффективных решений. Урегулирование застарелого спора мало зависело от политического режима в обеих странах, так как поиск рациональных предложений неизбежно затрагивал весь комплекс устоявшихся национальных мифов и понятие государственного суверенитета, принципиальное для каждого участника конфликта. 

Итогом 1990-х гг. явилось, с одной стороны, то, что в этот период окончательно «закостенели» позиции обеих сторон: Чили заявляла о готовности предоставить Боливии «коридор» к Тихому океану, но без права суверенитета над этой территорией. Боливия такой вариант решения проблемы отвергала, настаивая на праве суверенного выхода к морю (т.е., фактически, на возврате части побережья и расчленении чилийской территории).

С другой стороны, применительно к концу XX в. можно говорить и о возникновении некоторой «границы» конфликта, который из всеобъемлющего постепенно стал превращаться в политический и дипломатический, существующий параллельно экономике и крепнущим интеграционным связям. Первым свидетельством этого стало подписание в 1993 г. Договора о свободной торговле между Чили и Боливией, что можно считать успехом в развитии прагматического направления, основанного на понимании новой ситуации в регионе и признании факта растущей экономической взаимозависимости обеих стран. 

* * *

Интеграционные процессы, в центре которых оказалась Боливия в первое десятилетие XXI века, новые обстоятельства экономической жизни региона, растущая зависимость чилийской экономики от боливийского газа и других природных ресурсов, со всей определенностью поставили правительство и общественное мнение этой страны перед новым выбором. Речь идет о предпочтении прагматической либо консервативной линии («прагматизм versus консерватизм», по выражению Б.Ф.Мартынова), – то есть, либо возврат когда-то утерянного, а потом преференциальное сотрудничество, или все же сначала интеграция и сотрудничество, а уже потом попытка разобраться с прошлым (21). Между этими полюсами проходит линия эффективной политики, которая единственная способна поставить точку в многолетнем драматическом противостоянии. Огромное воздействие на колебания этой линии может оказывать личность политика – особенно личность президента, что наглядно проявилось за последние 10 лет.

Позиция Боливии резко активизировалась в годы президентства Карлоса Месы (2003-2005), который ставил проблему выхода к морю на всех международных форумах, а в отношениях с Чили напрямую использовал экономическое давление. При нем была выдвинута жесткая формула «Газ-морем», вызвавшая массовую поддержку боливийского общества. В частности, на общенациональном референдуме было решено не поставлять газ в Чили в случае отказа от переговорного процесса. В ответ президент Чили Рикардо Лагос (2000-2006) выразил готовность начать обсуждение этого вопроса. В 2005 г. Р.Лагос был приглашен на инаугурацию нового президента Боливии - Эво Моралеса (с 2005 г.), а год спустя Э.Моралес стал гостем на инаугурации Мишель Бачелет.

С этого момента и на протяжении всего президентства М.Бачелет (2006-2010) отношения Чили и Боливии, несмотря на отсутствие официальных дипломатических миссий, приобрели оттенок взаимопонимания и диалога. 

Позиция М.Бачелет в международных вопросах была сформулирована еще до ее вступления на пост президента страны, в процессе работы министром обороны в правительстве Р.Лагоса. Принципы демократии, уважения международного права и прав человека, сохранения мира и мирного разрешения противоречий она стремилась провести в жизнь и в процессе урегулирования чилийско-боливийского конфликта.

М.Бачелет была намерена найти решение проблемы к концу срока своего президентства – учитывая, что в ходе обсуждения этой темы в октябре 2006 г. более половины чилийцев высказались за положительное решение вопроса о предоставлении Боливии выхода к морю. Это намерение нельзя было понимать буквально, как готовность быстро и без всяких условий выделить часть национальной территории, однако в своих выступлениях президент неоднократно подчеркивала готовность Чили к выработке справедливого и прагматичного варианта. 

Важнейшим шагом на этом пути стало создание в 2006 г. двусторонней чилийско-боливийской межправительственной комиссии по урегулированию спорных вопросов, а также по обсуждению некоторых общих проблем развития. Рабочая повестка комиссии включала 13 пунктов (в том числе - использование водных ресурсов, укрепление пограничных связей, экономическое и научно-техническое сотрудничество, разработка совместных программ в области образования и преодоления социальных проблем - бедности, наркотрафика и т.д.) (22). Но важнейшим из всех оставался вопрос о море. В ходе работы комиссии было окончательно сформулировано принципиальное территориальное требование Боливии: предоставить суверенный выход к Тихому океану в виде коридора в 10 км шириной, пролегающего по границе Чили и Перу и способного хотя бы частично компенсировать прошлые территориальные потери в 120 тыс. кв. километров. Однако чилийская сторона не ответила немедленным согласием, приняв эту информацию как повод для размышлений.

В целом деятельность Комиссии свелась к регулярным встречам на уровне министров иностранных дел и обсуждению различных спорных тем, что явилось заметным, хотя и не окончательным шагом вперед. 

В качестве же практического примера достижения некоторого взаимопонимания можно привести иное, по сравнению с 1950-ми годами и аналогичной ситуацией на р.Лауке, решение микроконфликта, связанного с р. Силалой (этот вопрос также входил в повестку дня чилийско-боливийской межправительственной комиссии). Воду реки Силалы, истоки которой берут начало на боливийской территории, чилийцы с помощью отводных каналов используют для орошения своих северных районов, что вызывает опасения боливийской стороны. В 2006 г. М.Бачелет впервые согласилась платить соседям за воду и потенциальную опасность возникновения экологического дисбаланса на прилегающих территориях. Эта мера была расценена в Боливии как серьезный успех. 

Важным конкретным результатом стала также договоренность о расширении и модернизации чилийского порта Икике, принимающего боливийские экспортные товары. Эта договоренность была достигнута при Бачелет, но подписана уже после ее ухода, в июле 2010 года. 

В годы президентства М.Бачелет заметным явлением на региональном уровне стала новая атмосфера в отношениях двух стран. Она выражалась в более уважительном и сдержанном тоне политических выступлений, связанных с обсуждением болезненных тем; в частых рабочих встречах на уровне министров и замминистров иностранных дел; в неоднократных встречах на высшем уровне; во взаимных визитах парламентариев, представителей прессы, науки и бизнеса, что было отмечено латиноамериканским общественным мнением. В конце 2007 г. в боливийской столице состоялась двусторонняя встреча президентов обеих стран, причем М.Бачелет был оказан самый торжественный и доброжелательный прием. В декабре 2009 г. впервые за несколько лет состоялся визит в Ла Пас главкома сухопутных войск Чили генерала Оскара Исурьеты, приглашенного на церемонию награждения офицеров, причем журналисты других стран отмечали подчеркнуто уважительное обращение друг к другу чилийских и боливийских высокопоставленных военных. Символично, что одним из последних международных визитов М.Бачелет на посту президента стала также поездка в Боливию в январе 2010 г., в ходе которой она специально отметила позитивные моменты двусторонних отношений. 

Таким образом, за политической корректностью на высшем уровне, за расширением спектра политических связей на протяжении 2006-2009 гг. прослеживались политическая воля и четкая позиция лидеров обеих стран, нацеленная на диалог, чего не удавалось добиться на протяжении последних 130 лет. Тем не менее, восстановить дипломатические отношения и прийти к согласию относительно решения принципиального вопроса, Боливии и Чили так и не удалось. 

* * *

Начало деятельности нового чилийского президента Себастьяна Пиньеры, который вступил в должность 11 марта 2010 г., было омрачено трагическим землетрясением, вызвавшим большие разрушения в ряде районов страны. Характерно, что и Боливия, и Перу незамедлительно выразили сочувствие чилийскому народу и президенту и отправили гуманитарную помощь (необходимую в пострадавших районах питьевую воду), а также денежные пожертвования. В выступлении Э.Моралеса Чили была названа «братской страной». 

В то же время, появление на высшем политическом посту Чили правоцентристского политика, лидера оппозиции, было встречено в Боливии с тревогой. Во время предвыборной кампании С.Пиньера дал понять, что М.Бачелет «слишком далеко зашла» в вопросе о «морском коридоре». Он неоднократно высказывал опасения по поводу растущего оборота наркотиков из Боливии через перуано-чилийскую границу и растущей в связи с этим угрозе наркотизации Чили. Т.е. это соседство в публичных выступлениях нередко оценивалось им как опасное, угрожающее благополучию страны. Бачелет не позволяла себе таких заявлений.

Однако постепенно тон нового президента стал более соответствовать наметившимся тенденциям сближения и сотрудничества. В президентском послании от 21 мая 2010 г. Пиньера заявил о преемственности внешней политики Чили, ее верности принципам демократии и международного права, о готовности страны к решению всех конфликтов с помощью переговоров и компромиссов. Было отмечено также, что за период 2000 - 2010 гг. отношения с латиноамериканскими странами, в том числе и с Боливией, развивались плодотворно и существенно расширились (23).

Одним из моментов, продемонстрировавших общее потепление чилийско-боливийских отношений, стала операция по спасению из аварийной шахты 32 чилийских и 1 боливийского шахтера, успешно проведенная 13 октября 2010 года. Одним из первых был поднят боливиец, и присутствовавший при подъеме капсулы Э.Моралес выразил благодарность «братскому чилийскому народу» и лично президенту С.Пиньере, чья личная энергия и уверенность в успехе сделала возможным это событие. Компания по спасению шахтеров шла в прямом эфире, и дружеские объятия президентов также стали достоянием миллионов зрителей как в Латинской Америке, так и во всем мире.

Из заявлений С.Пиньеры можно сделать вывод о том, что пока он стремится продолжать линию, начатую М.Бачелет, сохраняя позитивный багаж ее внешнеполитических усилий: двусторонняя межправительственная чилийско-боливийская комиссия будет работать, вопрос о выходе к морю для Боливии будет обсуждаться. Официальная позиция Чили опирается на следующие принципы:

- конструктивный диалог возможен;
- этот диалог должен носить двусторонний характер, без прессинга со стороны третьих стран и международных организаций (в том числе ОАГ);
- содействие третьих стран будет рассматриваться только в прагматическом ключе, в случае эффективных конкретных предложений (в рамках экономического, технологического или культурного сотрудничества).

«У нас две повестки дня с Перу и Боливией, - заявил в одном из выступлений Пиньера. – Одна тянется из прошлого, еще из XIX века, и разделяет нас. Другая относится к будущему, объединяет и будет объединять еще больше» (24). Это заявление можно считать программным для развития чилийско-боливийских отношений.

* * *

Какова в настоящее время позиция Боливии - трудно определить однозначно. С одной стороны, политическая риторика, связанная с темой моря, является необходимым элементом имиджа страны и лейтмотивом выступлений Э.Моралеса по внешнеполитическим проблемам. «Невозможно, чтобы Боливия, находясь в самом сердце Южной Америки, не имела выхода к морю из-за исторической несправедливости»; «рано или поздно мы вернем нашу дорогу к морю» - подобные высказывания достаточно часто встречаются в речи боливийского лидера (25). Боливия по-прежнему ежегодно отмечает «Праздник моря» и ждет конкретных официальных предложений с чилийской стороны. 

Вопрос о «морском коридоре» активно позиционируется на различных международных саммитах, конференциях и форумах, в которых принимает участие Боливия. Так, например, на саммите ОАГ 14 июня 2010 г., состоявшемся в Перу, Боливия заручилась поддержкой 10 государств-членов этой организации (Перу, Бразилия, Мексика, Аргентина, Уругвай, Венесуэла, Эквадор, Панама, Сальвадор, Сент-Винсент и Гренадины). В то же время, Чили такое вмешательство и чрезмерный политический шум вокруг болезненной темы категорически не устраивает, о чем чилийская сторона неоднократно заявляла.

С другой стороны, в формате межрегиональных отношений, особенно в экономической сфере, Боливия в последние годы демонстрирует прагматический, диверсифицированный подход, стремясь решить морскую проблему не только путем компромисса с Чили, но рассматривая и другие возможные варианты. Например, была достигнута договоренность между И.Лулой да Силва, Э. Моралесом и С. Пиньерой о торжественном открытии в конце 2010 г. «двух-океанского (bioceánico) коридора» - шоссе протяженностью 4000 км, которое, проходя по территории трех стран, должно соединить чилийский порт Икике на побережье Тихого океана и бразильский Сантос – на побережье Атлантики. Обсуждение этого масштабного проекта было начато еще в 1974 г., при А.Пиночете и У.Бансере, затем неоднократно прерывалось. В настоящее время открытие коридора, помимо прямых выгод для Бразилии и Чили, даст и Боливии новые возможности по транспортировке своих экспортных товаров. 

Стоит отметить также, что в 2009 г. президент Уругвая Табаре Васкес выступил с предложением предоставить Боливии и Парагваю выход к морю через уругвайские порты Монтевидео и Нуэва Пальмира, обосновывая свою инициативу экономическими потребностями блока Меркосур. В 2010 г. эту идею поддержал новый президент страны Хосе Мухика, отметив, что его долг - помогать двум братским странам в обретении выхода к морю. Было достигнуто общее согласие трех президентов (но без какого-либо участия Чили - ассоциированного члена Меркосур).

Эти инициативы «третьих» стран, многолетних наблюдателей чилийско-боливийского конфликта, свидетельствуют об определенной усталости латиноамериканского сообщества от бесплодного и мешающего экономическому развитию противостояния и готовности внести конструктивный вклад в его благополучное завершение. Такая позиция государств-соседей, в отличие от жестких и безуспешных деклараций прошлых лет, представляет собой новое явление в истории конфликта и создает ряд неожиданных возможностей.

На этом фоне важным событием, представляющим, однако, совершенно иную тенденцию, стало подписание в октябре 2010 г. перуанским и боливийским президентами соглашения, по которому Боливия фактически получила от Перу долгожданный кусочек моря. Речь идет о возобновлении и расширении заключенной в 1992 г. договоренности, касающейся небольшого пляжного участка в районе порта Ило (на границе с Чили), который был сдан Боливии в аренду на 99 лет и получил название «Боливийское море» (Boliviamar). Тогда этот акт перуанских властей был рассчитан в основном на развитие туризма между двумя странами и носил скорее демонстративный характер, не предусматривая кардинального решения самой проблемы моря. Несмотря на периодически встречающиеся утверждения перуанской стороны о том, что с 1992 г. Боливия имеет свое побережье, никакой инфраструктуры за прошедшие годы, по сообщениям чилийских источников, построено не было.

Однако возобновление соглашения в настоящее время имеет большой политический смысл: это и прозрачный намек для Чили, и определенная позиция, прежде всего перуанская, внутри региона. Кроме того, условия концессии были пересмотрены в пользу Боливии: она получает на 50 лет (с правом продления) дополнительный участок в 3,6 квадратных километров в промышленной зоне порта Ило, для строительства своих портовых сооружений и свободного транзита грузов (26).

Необходимо отметить, что инициатива Перу и Боливии не встретила особого понимания в Чили, вызвав даже некоторое недоумение и критические замечания в прессе. Представляется, что подобные попытки спровоцировать чилийскую сторону на решительные шаги в плане предоставления реального выхода к морю могут только осложнить ситуацию и нарушить хрупкий, с таким трудом начавшийся диалог. В связи с этим возникает неизбежный вопрос о позиции Перу в развитии чилийско-боливийского конфликта в целом, и о современном состоянии чилийско-перуанских отношений – в частности.

* * *

В процессе многолетнего и тяжелого поиска компромисса между Чили и Боливией весьма своеобразную и нередко провокационную роль играла и продолжает играть Перу. Обладая, по договору 1929 г., фактически правом «вето» на любые нежелательные инициативы как Боливии, так и Чили, Перу в качестве третьего участника всегда возобновляла вопрос о территориальной принадлежности Арики, что делало ее неудачным помощником ни той, ни другой стороне. 

Тем не менее, двусторонние отношения Чили и Перу, которая пострадала от войны значительно меньше Боливии, с самого начала развивались по иному сценарию. Эти отношения, лишенные избыточной психологической нагрузки, бурных страстей и эмоционально окрашенных образов, в целом нельзя было бы квалифицировать как конфликт, если бы не спор о морских границах, вступивший в острую фазу в последние годы.

Главным после 1929 г. было наладить экономически эффективное и удобное для жизни взаимодействие приграничных районов, поддерживать уже сложившиеся и расширять новые экономические связи между провинциями Такна и Арика. 

Для решения спорных вопросов уже после подписания мирного договора была создана разветвленная система соглашений, которая подчинялась строгой логике и достаточно эффективно регулировала отношения двух стран. Эти соглашения касались: порядка действий пограничной полиции в ходе задержания преступников, пересекающих чилийско-перуанскую границу (1930 г.); упрощения режима транзита пассажиров между Такной и Арикой (1930 г.); упрощения таможенных правил для товаров, прибывающих из Такны в Арику и обратно (1930 г.) 

Впоследствии, спустя более полувека, в 1997-1999г г. система взаимных договоренностей и обязательств была дополнена, и Чили заявила, что никаких нерешенных с 1929 г. моментов в отношениях с Перу больше нет (27).

Причиной возникновения нового, современного конфликта стал спор о морской границе между двумя странами.

Мирный договор 1929 г., подробно определив сухопутную границу, не касался морских территорий. В 1952 г. ряд латиноамериканских государств (в том числе Перу и Чили) подписали соглашение, в котором объявили исключительный суверенитет и юрисдикцию над омывающими эти государства морскими зонами с минимальным расстоянием 200 морских миль от соответствующих берегов, оставив за иностранными судами только право мирного прохода. В 1954 г. это соглашение было дополнено новым документом – «Конвенцией о специальной морской зоне», которая устанавливала для рыболовецких судов, нередко нарушавших все правила, «разрешенную» зону в 10 морских миль по обе стороны от пограничной линии. Пересечение данной зоны уже могло рассматриваться как повод для разбирательства.

Соглашения 1952 и 1954 гг. были признаны имеющими силу международных договоров, как в Чили, так и в Перу. Несмотря на то, что в 1982 г. ООН приняла Конвенцию по морскому праву, провозгласившую принцип справедливости и равноправия каждой из сторон в установлении морской границы и определившую предел территориального моря до 12 миль, Чили и Перу продолжали придерживаться правил, утвержденных договорами 1952-54 годов.

В начале президентства М.Бачелет Перу объявила о нарушении своих прав чилийской стороной, считая прежние договоренности относящимися только к территории рыбной ловли, а не к морской границе. Кроме того, оказалось, что ввиду неопределенности понятия «200 морских миль параллельно побережью», Чили считает морскую границу прямым продолжением сухопутной и видит ее намного севернее, чем это устраивает Перу, а перуанские порты Сама, Ило, Мольендо и Камана имеют всего от 20 до 100 миль прибрежных вод. Спорный же участок Тихого океана, богатый рыбой и морепродуктами, достигает почти 55 тысяч квадратных километров.

В 2005 г. перуанский конгресс в одностороннем порядке проголосовал за исправление морской границы с Чили, требуя провести ее как биссектрису, а не как продолжение территориальной линии (см. рис.). В 2007 г. Перу были опубликованы новые морские карты, где спорные территории в одностороннем порядке назывались перуанскими. 

В январе 2008 г. Перу подало иск в Международный суд в Гааге, обосновывая свои претензии на пересмотр морской границы с Чили. 

Чили категорически не признала этих изменений. Более того, политическая элита страны была возмущена позицией перуанских властей, решивших столь важный вопрос без взаимных консультаций. В последние месяцы пребывания у власти правительство М.Бачелет совместно с будущим президентом С.Пиньерой составило свой ответ на перуанский иск, чтобы в марте 2010 г. представить его в Гаагский суд. Теперь обе стороны ждут решения. 

Несмотря на постоянные заявления президента Перу Алана Гарсии о том, что все экономические, политические, культурные отношения двух стран должны продолжаться, несмотря на выражение искреннего сочувствия от лица перуанского народа и даже личный визит для вручения гуманитарной помощи после землетрясения 2010 г., позиция Перу вызвала в Чили настроения протеста. Эти настроения являются тем более острыми, чем более несправедливы, с точки зрения чилийцев, требования перуанского руководства.

Также не способствовали укреплению взаимопонимания шпионско-дипломатические скандалы между двумя странами, разразившиеся в 2007-2009 гг., и обвинение Чили в гонке вооружений (28). (В 2009 г. Чили действительно закупила вооружений на сумму 5,7 млрд. долл., заняв третье место в регионе после Бразилии и Колумбии, что лишь отчасти можно объяснить потребностями модернизации чилийской армии). Однако стоит отметить, что Чили не единственная страна региона, которая закупает новую технику для своих ВС: тем же самым активно занимаются, помимо указанных стран, Венесуэла и Аргентина. Крайне негативную роль сыграло также странное предложение А.Гарсии в сентябре 2009 г., на конференции министров обороны и иностранных дел государств Южной Америки, заключить региональный «пакт о ненападении» против возможной агрессии (подобный заключенному в 1939 г). Это предложение чилийская делегация восприняла как личное оскорбление; в ответ представители перуанского посольства проигнорировали официальный праздник Чили – День независимости (18 сентября). 

Громкий скандал в итоге был замят, однако некоторые другие неудачные декларации перуанской стороны уже в 2010 г. - например, предложение одного из высокопоставленных перуанских военных потопить чилийский корабль-музей, посвященный памяти погибших чилийских и перуанских моряков – продолжают вбивать клинья в уже возникшую трещину двусторонних отношений. 

И если в том, что касается Боливии, Чили готова идти на определенные уступки, особенно на фоне потепления двусторонних связей, с учетом общего стажа конфликта и, соответственно, большего стажа надежд на его разрешение, то в плане Перу такой установки нет: здесь чилийская внешнеполитическая стратегия будет, скорее всего, достаточно жесткой.

Разумеется, военное противостояние и в этом случае, несмотря на возможность острых и даже критических моментов, совершенно нереально, о чем уже неоднократно заявляли высшие политические лидеры обеих стран. 

Кроме того, чилийско-перуанский пограничный конфликт парадоксальным образом сосуществует с укреплением и расширением экономических интеграционных связей, с нормальным обменом визитами и диалогом на высшем уровне. В частности, 25 ноября 2010 г. состоялся визит С.Пиньеры в Лиму по приглашению А.Гарсии. В ходе встречи президенты не только подписали новые экономические соглашения и договорились об усилении интеграции, но специально отметили, что пограничный спор не может разрушить ни доброжелательной атмосферы их общения, ни растущих двусторонних связей. С.Пиньера предложил не торопить события и оставить решение пограничной проблемы на усмотрение Гаагского международного суда. 

Данные особенности, трудно вообразимые в политике других регионов мира, еще раз демонстрируют: историческая традиция Латинской Америки, несмотря на несколько кровопролитных войн и многочисленные политические противоречия, в большей степени связана все-таки с правовыми, а не с военными способами разрешения внутрирегиональных споров и конфликтов. Это утверждение справедливо и в отношении Перу.

* * *

В начале XXI века чилийско-боливийский конфликт, возможно, подходит к своей завершающей стадии. Возникли новые обстоятельства: стала особенно выраженной газовая и «водная» зависимость чилийской экономики, и, в то же время, стали очевидны незаметные ранее выгоды «средиземного» положения Боливии, оказавшейся в центре латиноамериканской интеграции. Возможно, превращение Боливии из самой «неуспешной», «обделенной» страны региона в крупнейшего поставщика газа, энергетический центр всего региона, «газовые легкие Южной Америки» (по выражению Л.Майры), способно поменять даже сложившиеся исторические роли в борьбе за выход к морю. Кроме того, Боливия намерена активно, в качестве важнейшего ресурса, использовать в политике и свое уникальное биоразнообразие, и значительные водные богатства, которые ранее были причиной жестоких «водных споров» с Чили. 

В то же время, помимо ярко выраженной и возрастающей зависимости Чили от боливийских природных ресурсов, все более сильное влияние на формирование политики стал оказывать и фактор экономического взаимодействия, очевидных взаимных интересов двух стран, особенно заметных на фоне активно идущих в регионе интеграционных процессов. 

Разногласия в среде боливийской политической элиты по этому вопросу привели к появлению так наз. течения «интеграционистов», для которых определяющим моментом нового периода стал сам процесс интеграции и наличие у Боливии и Чили не только противоположных, но также общих экономических интересов, связанных с активным выходом региона на международный уровень. В этой ситуации именно Чили, успешно включенная в глобальный рынок, может послужить незаменимой платформой для налаживания широких торгово-экономических связей между Боливией и странами азиатско-тихоокеанского региона. Следовательно, стратегия Боливии должна быть построена на эффективном использовании как способов наращивания своего взаимодействия с Чили, Бразилией, блоком Меркосур, так и инструментов прямого экономического давления на Чили. Возможны варианты создания и особого «полюса регионального развития» совместно с Чили и Перу, что рано или поздно, в результате действия чисто экономических механизмов, приведет к получению Боливией долгожданного морского коридора. 

В сложившихся обстоятельствах, при наличии новых перспектив развития и, следовательно, нового подхода к решению конфликта, жесткая политическая риторика и заклинания об «утраченном праве на море», по мнению «интеграционистов», должны отойти на второй план. Размышлений по этому поводу много, но именно последнее предложение встречает резкое неприятие значительной части боливийского общества (националистически настроенных политиков, интеллектуалов-традиционалистов, широких слоев населения). Для многих понятие «боливийского моря» стало неотъемлемой частью национальной культуры, и перевод конфликта на функционально-прагматические рельсы лишает его важнейшей эмоциональной составляющей – что так удобно использовать как в безобидной политической риторике, так и в серьезной борьбе за власть. 

Таким образом, к исходу 2010 г. очевидно наличие нескольких перспектив в урегулировании самой болезненной многолетней проблемы «тихоокеанского треугольника» – поисков выхода к морю для Боливии и восстановления дипломатических отношений с Чили. Все эти варианты напрямую зависят как от готовности к компромиссу чилийской стороны, заинтересованной в поставках газа, экономическом сотрудничестве и благоприятном международном климате, так и от способности боливийского руководства к продолжению прагматичной и взвешенной внешнеполитической линии, начатой в предыдущие годы. 

Какое место в этом процессе займет Перу, как сложатся перуано-чилийские отношения в дальнейшем – в настоящее время определить сложно. Очевидно, однако, что наличие трудноразрешимой пограничной проблемы между Перу и Чили, а также фактор определенной непредсказуемости перуанской политики не только заметно осложняют двусторонние отношения, но серьезно влияют и на перспективы чилийско-боливийских переговоров, и на общий климат в регионе.

Глава 4: Антарктика: геополитические и правовые аспекты. Эволюция противоречий

Одним из самых непредсказуемых в геополитическом плане является в настоящее время район Антарктики. Несмотря на относительную правовую устойчивость, существование международных договоренностей об использовании антарктической территории и наличие ряда конвенций по защите окружающей среды, этот регион представляет собой зону потенциального конфликта, столкновения различных - далеко не только научных – интересов, которые пока «заморожены» действием антарктического Договора 1959 г. 

Антарктика - обширная область общей площадью 23 млн. кв. км, простирающаяся к югу от 60 параллели, включает в себя материк Антарктиду и прилегающие к нему части Атлантического, Индийского и Тихого океанов, которые в 2000 г. по решению Международной гидрографической организации были названы Южным океаном – четвертым по величине из пяти океанов мира. Антарктида (площадь ок.14 млн. кв. км) – самая большая холодная пустыня в мире (среднегодовая t – -50* C), в которой сосредоточено 70% мировых запасов пресной воды, заключенной в замерзшем состоянии в ледниковом покрове. Лед составляет 98%, а скалы, высота которых колеблется от 2000 до 4000 тыс.м. – 2% антарктической территории. Это самый холодный, ветреный, высокий (в среднем) и сухой континент на Земле, практически непригодный для жизни. 

На протяжении долгого времени после открытия в 1820 г. обширные пространства Антарктиды считались «бросовыми землями», а омывающие их воды – «ненужными». В начале XX века, в ходе постепенного освоения стало очевидно, что континент богат разнообразными и неистощимыми природными ресурсами. (29) Однако последний факт однозначно подтвердился только в отношении запасов пресной воды (подсчитано, что таяние льдов привело бы к подъему уровня Мирового океана на 60 м). Недра материка в настоящее время не разрабатываются, полезные ископаемые (железная руда, хром, медь, золото, никель, уголь и углеводороды) найдены в небольшом количестве и не имеют промышленного значения. Открытие больших запасов нефти и газа действительно возможно, но, по мнению специалистов, только в районах континентального шельфа, и разработка их будет связана с чрезвычайными трудностями. (30) (Хотя, по некоторым оценкам, нефти здесь больше, чем в Саудовской Аравии, Иране, Ираке и Кувейте, вместе взятых).

В то же время, растительный и животный мир Антарктики, сложившийся в условиях длительной географической и экологической изоляции, действительно неповторим. В самой Антарктиде имеется много внутриконтинентальных подледных озер, где обитают уникальные на планете растения. Прибрежные воды богаты рыбой, крилем и микроскопическими водорослями, создающими «океанские пастбища» для редких морских животных - нескольких видов тюленей и китов, а также пингвинов, которые, благодаря запрету на добычу, сохранились в значительном количестве только в этих широтах. Все эти обстоятельства объясняют безусловную принадлежность морских живых ресурсов Антарктики к «общему наследию человечества». (31)

Однако специфика Антарктики в условиях современного мира связана не только с ее уникальными природными и климатическими особенностями, но и с беспрецедентным международно-правовым положением: это единственный регион нашей планеты, не имеющий однозначной государственной принадлежности, национального суверенитета, коренного населения, а также вооруженных сил. Летом численность временных жителей - работников исследовательских станций - составляет примерно 4 тыс. человек, зимой - 1,5 тысячи. 

Управление Антарктикой осуществляется в рамках Договора об Антарктике, подписанного в 1959 г. и вступившего в силу в 1961 г. Это соглашение стало результатом многолетних политических усилий ряда стран и успешного проведения в 1957-1958 гг. так называемого Международного геофизического года, ставшего началом комплексного международного исследования Антарктики. Первоначально Договор подписали 12 стран, получивших статус консультативных (т.е. имеющих право голоса): Аргентина, Австралия, Бельгия, Великобритания, Новая Зеландия, Норвегия, Франция, Чили, ЮАР, Япония, СССР и США. Впоследствии число участников расширилось, и в настоящее время членами Договора являются 45 государств, из них 27 имеют статус консультативных, согласие которых необходимо для принятия решения по какой-либо важной проблеме, и 18 – присоединившихся (без права голоса). (32) 

Согласно Договору, территория Антарктики должна использоваться только в мирных целях, любая военная деятельность, в том числе создание военных баз, испытания ядерного оружия и захоронение радиоактивных отходов, запрещена, но военнослужащие и военное оборудование могут использоваться в научных целях и для обеспечения жизнедеятельности исследовательских станций. Гарантируется свобода научных изысканий и международного сотрудничества, свободный обмен информацией и персоналом для взаимодействия с агентствами ООН и другими международными структурами. Наблюдателям из стран-членов Договора гарантируется свободный доступ без предупреждения на любую территорию, в любое время, для инспектирования всех станций, сооружений и работ, включая наблюдение с воздуха (в этом случае необходимо заранее подать уведомление об использовании военного персонала и видах деятельности). 

Важнейшие положения Договора, касающиеся территориального вопроса, носят компромиссный характер. Они не поддерживают территориальные претензии ряда стран, но и не опровергают их: любые территориальные притязания, существовавшие в момент подписания договора, не признаются, не оспариваются и не подтверждаются, а выдвижение новых запрещено, как и любая деятельность, направленная на упрочение позиций одной страны и ослабление позиций других. Тем самым соблюдается принцип не причинения ущерба какой-либо из стран, подписавших Договор, но имеющих территориальные требования. Что касается ученых, наблюдателей, персонала станций, то они попадают под юрисдикцию своих стран, в какой бы части Антарктики они ни находились. (33)

Принципиальным моментом является взаимное согласие сторон препятствовать действиям любой страны, нарушающей Договор. Все споры должны решаться мирным путем или быть вынесены на Международный суд. Кроме того, оговаривается обязательность частых консультативных встреч между странами-участниками для решения возникающих проблем. Консультативные совещания по соблюдению Договора проводятся ежегодно в разных странах (в 2001г. – в России) и решают задачу текущего планирования совместных мероприятий и общей координации научной и коммерческой (в т.ч. туристической) деятельности в регионе.

Без преувеличения можно сказать, что Договор об Антарктике стал важнейшим документом, надолго опередившим свое время в том, что касается юридических оснований для создания территории для интернациональных научных исследований, мирного сотрудничества и взаимодействия. Он впервые запретил ядерные испытания во всех четырех средах, включая подземные пространства, ввел запрет на создание любых военных баз, допустил возможность международного контроля за действиями сторон. (34) Это был пример нестандартного решения сложной проблемы, удачного политического компромисса, заложивший основу для последующего отношения к Антарктике как «экологической кладовой» планеты, уникальной части общего наследия человечества. 

В последующие годы положения Договора были дополнены рядом конвенций по защите окружающей среды и живых ресурсов Антарктики. (35)

В 1991 г. был подписан Мадридский протокол об охране окружающей среды Антарктики, вступивший в силу в 1998 году. Он запретил: промышленное освоение минеральных ресурсов Антарктики, разработку месторождений нефти, а также ведение любой деятельности, связанной с полезными ископаемыми, кроме научной, и предусматривал необходимость проводить регулярный мониторинг воздействия человека на окружающую среду. (36) Статьи протокола определили статус Антарктики как уникального мирового заповедника.

Таким образом, правовая основа для управления Антарктикой является в настоящий момент достаточно разработанной и предполагает жесткую систему норм, которые обязано соблюдать каждое государство, заинтересованное в научных исследованиях. Благодаря этой системе Антарктика уже полвека остается зоной коллегиального управления, свободной от военных конфликтов.

Однако антарктический Договор, несмотря на всю его гибкость и предусмотрительность, не смог кардинально урегулировать самую болезненную проблему, являющуюся источником как уже существующих, так и потенциальных разногласий. Это вопрос о территориальных притязаниях ряда стран, по различным причинам (от первенства в освоении до первенства в ближайшем расположении к материку) считающих вполне обоснованным свое право на обладание частью Южного континента. Подписание Договора надолго «заморозило» эти конфликты, но не устранило их окончательно. Некоторые исследователи считают это обстоятельство преимуществом данного документа, «фактором силы» (т.к. любое зафиксированное ущемление прав одной из сторон давно уже привело бы к открытым нарушениям юридических норм остальными участниками). Другие указывают на его уязвимость, относительную недолговечность, неприспособленность к новым формам деятельности, а также растущим политическим амбициям ряда стран. Несмотря на то, что в 1991 г. срок действия Договора с согласия государств-участников был продлен еще на 50 лет, возникающие проблемы могут дестабилизировать ситуацию намного раньше. (37)

* * *

Самыми опасными для Антарктики с начала XX в. и по настоящее время являются территориальные претензии, которые предъявляют семь стран: Великобритания (первой в 1908г. заявившая о своих правах), Новая Зеландия (1923), Франция (1924), Австралия (1933), Норвегия (1939), Чили (1940) и Аргентина (1943). Стремление к разделу материка автоматически распространяется и на прилегающие акватории, которые веками находились в общем международном пользовании. (38) 

Великобритания официально провозгласила национальный суверенитет над территорией между 20* и 80* з.д. к югу от 60-й параллели (Земля Грэма и побережье моря Уэдделла), утверждая, что она является первым государством, начавшим исследовать Антарктиду в ходе экспедиции капитана Кука (1772-1775гг.) и оспаривая первенство России в открытии материка. Королевским указом 1923 г. Новой Зеландии, как британскому доминиону, были переданы в управление берега моря Росса с близлежащими островами, расположенные между 160* в.д. и 150* з.д. Таким же образом получила свою обширную антарктическую территорию и Австралия - все земли, лежащие между 160* и 45* в.д. южнее 60-й параллели, кроме узкого сектора, называемого Землей Адели, на который еще в 1924г. заявила свои права Франция. (Земля Адели была открыта французом Ж.Дюмон-Дюрвилем). Норвегия, указывая на большую роль норвежских первооткрывателей, законом от 1939г. подтвердила свои права на значительный кусок между владениями Великобритании и Австралии (Земля Королевы Мод и несколько островов между 20*з.д. и 45* в.д., в том числе открытый русскими мореплавателями о. Петра I). Важнейшей причиной, побудившей Великобританию, Норвегию и Францию в начале XX в., используя все возможные обоснования, отстаивать свои территории в Антарктике, явилось соперничество за китобойный промысел в Южном океане. В настоящее время Новая Зеландия и Австралия выдвигают довод об экономической, стратегической и экологической значимости для их стран соответствующих антарктических территорий ввиду относительной географической близости.  (39) 

Позиция Аргентины и Чили состояла в том, что их «антарктические участки» еще со времен испанского господства являлись частью национальной территории. (40) Кроме того, обе стороны неоднократно указывали, что они вовлечены в освоение и развитие своих антарктических территорий как страны, географически наиболее близкие к Антарктике, их экономики реально связаны с Южным материком и нуждаются в ресурсах Южного океана. 

Чилийское государство серией специальных декретов 1940-1946 гг. постановило, что все земли, острова, выступающие под водой скалы, рифы, ледники, как открытые, так и те, которые будут открыты, расположенные в секторе между 53* - 90* з.д. южнее 60-й параллели, составляют «чилийскую Антарктику» и принадлежат Чили с незапамятных времен. В административном делении страны это XII-й регион, получивший название «Магальянес и Чилийская Антарктика». Притязания Аргентины распространяются на территории между 25* - 74* з.д. (южнее 60-й параллели) и переданы в ведение департамента «Огненная Земля и Антарктика». Территориальные претензии Чили, Аргентины и Великобритании в значительной степени перекрывают друг друга, что уже не раз осложняло их отношения и является дополнительным фактором нестабильности в настоящее время. Конфликтный потенциал этого региона очень высок, особенно если принять во внимание то обстоятельство, что и Чили, и Аргентина в последние годы усиленно модернизируют свои ВС, в том числе - и ВМФ, активно закупая самую современную технику.

Таким образом, претензии, заявленные семью странами, охватывают в общей сложности 4/5 антарктической территории. На оставшиеся земли ни одно государство прав пока не предъявляло, однако это не означает, что другие страны, особенно близкие по географическому положению, не заинтересованы в обосновании нового подхода к суверенитету над Антарктикой. 

С 1986 г. Бразилия включила в «зону своих интересов» антарктический сектор между 28* и 53* западной долготы; мнения в пользу выдвижения территориальных требований в Антарктике раздавались в Уругвае (1980), Перу (1981) и Эквадоре (1987), однако специфика Договора об Антарктике в его современном варианте делает эти попытки нелегитимными. Все больший интерес к Южному континенту проявляет Китай, пока воздерживающийся от каких бы то ни было заявлений. 

Россия (ранее – Советский Союз) и США неоднократно подчеркивали, что не имеют территориальных претензий в Антарктике, однако оставляют за собой право их предъявить (США – на основании вклада американских исследователей в изучение континента, Россия – по праву первооткрывателя). Оба государства также не признают существующие национальные границы.

Некоторые страны ставят вопрос о необходимости распространить на Антарктику режим государственно-принадлежных секторов, существующий в Арктике. Согласно этому режиму, каждое из государств, выходящих частью своей территории на Арктику, распространяет национальный суверенитет и на соответствующий арктический сектор. Однако, как отмечают специалисты, «по своим физико-географическим и политико-правовым характеристикам, по историческим условиям открытия и освоения это существенно различающиеся пространства». (41) Логичный и в течение многих десятилетий существующий арктический международно-правовой режим совершенно неприемлем в Антарктике, от которой даже ближайшие по расположению страны отделены огромным водным пространством, пригодным для международного мореплавания, морского промысла и торговли. Здесь практически не требуется сопровождение ледоколов, а вошедший «без согласия» прибрежных государств иностранный корабль не рассматривается как угроза безопасности. В Южной Атлантике свободно курсируют тысячи торговых и военных судов разных стран, что невозможно в арктическом регионе из-за сплошного ледового покрова. Таким образом, режим управления Арктикой (кстати, также подвергаемый критике в последнее время), основанный на жестко понятом принципе национального суверенитета, применительно к Антарктике стал бы шагом назад, отступлением от более высокого уровня договоренностей и сложившейся международной практики.

В то же время очевидно, что достигнутое урегулирование территориальных споров в Антарктике носит временный характер и во многом зависит от субъективных факторов: общей обстановки в мире и готовности всех заинтересованных стран строго соблюдать положения Договора 1959г., не подвергая сомнению его легитимность. (Последнее условие уже оспаривается рядом государств на том основании, что Договор не является частью правовой системы ООН и в первую очередь отвечает интересам консультативных членов). Благоприятное развитие отношений между странами, вовлеченными в территориальное соперничество в Антарктиде, развитие совместных научных программ и исследовательских проектов, роль человеческого фактора, имеющего огромное значение в полярных условиях, могли бы составить необходимый фундамент для поддержания хрупкого равновесия сил, закрепленного Договором об Антарктике. Однако необходимость и дальше постоянно развивать и совершенствовать международную политику в этом направлении является вполне очевидной, что также ставит ряд сложных задач перед Россией.

* * *

История российских исследований Антарктики, первых антарктических экспедиций – отдельная интереснейшая и драматическая тема, по которой написаны сотни научных работ и немало произведений популярного жанра – очерков, воспоминаний путешественников и даже художественных повестей. (42) 

С 1955 г. и до конца 1980-х гг. СССР занимал ведущие позиции в изучении и освоении Антарктики, был активным участником Договора 1959 года. В 1956 г. в восточной части материка была основана первая советская исследовательская станция Мирный; впоследствии, по мере продвижения вглубь Антарктиды, возникло еще восемь станций. Однако Мирный навсегда остался базой руководства Советской, а затем Российской антарктической экспедиции, символом подъема интереса России к Антарктике, и никогда (в отличие от некоторых других станций) не переименовывался. 50-летие его основания отмечалось в 2006 г. как юбилей отечественных антарктических исследований. 

Координацию научных работ осуществлял Арктический и антарктический научно-исследовательский институт. Для поддержки деятельности антарктической экспедиции у берегов материка в отдельные годы находилась целая флотилия из семи судов (включая судна ледового класса и танкер). В 1980 г. на станции Молодежная был построен первый снежно-ледовый аэродром для приема тяжелых транспортных самолетов на колесном шасси Ил-18, в 1987 г. в Финляндии по заказу создано уникальное научно-исследовательское судно «Академик Федоров». (43) Созданная инфраструктура и особое внимание к антарктическим исследованиям позволяли СССР долгие годы играть ведущую роль в организации океанографических экспедиций, обследовании прилегающих акваторий, создании комплекта морских и сухопутных карт, а также обеспечивать функционирование системы круглогодичных и сезонных станций.

Однако события 1990-х гг., сокращение бюджетных возможностей поставили национальные исследования в Антарктиде и все результаты многолетней работы на грань полного уничтожения. Ситуация начала медленно стабилизироваться с 1997 г., когда вышло Постановление Правительства РФ «О деятельности Российской антарктической экспедиции», за которым последовало увеличение бюджетного финансирования и зарплат полярников. В 1997 г. была принята Федеральная целевая программа «Мировой океан» и ее подпрограмма – «Изучение и исследование Антарктики», в рамках которой до настоящего времени развивались российские антарктические исследования. (44)

Целью подпрограммы являлось проведение научных работ в Антарктике, как главного элемента реализации государственной политики в регионе. Подпрограмма была рассчитана на три этапа (до 2012 г.):

1999-2002 гг. – проведение работ, завершающих приоритетные исследования предыдущих лет, и реорганизация деятельности Российской антарктической экспедиции;
2003-2007 гг. – укрепление российского присутствия в Антарктике;
2008-2012 гг. – расширение и модернизация исследований с применением современных технологий.

Весь объем работ включал пять направлений:
1) фундаментальные исследования («Стратегия»; «Современный климат»; «Палеоклимат»; «Верхняя атмосфера»; «Свободная и приземная атмосфера»; «Геоинформационная система»; «Экосистемы»; «Литосфера»);
2) научно-прикладные исследования (разработка и совершенствование технологий, обеспечивающих практическую деятельность человека в Антарктике);
3) мониторинг окружающей среды (развитие системы мониторинга состояния природной среды Антарктики, обеспечивающего диагноз его изменений);
4) охрана окружающей среды (выполнение Федерального закона «О ратификации Протокола об охране окружающей среды к Договору об Антарктике» от 26.05.1997);
5) материально-техническое обеспечение проектов. (45)

 Государственным заказчиком подпрограммы являлась Федеральная служба России по гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды, координатором подпрограммы - Министерство экономического развития и торговли РФ, институтом-разработчиком – государственный научный центр РФ «Арктический и антарктический научно-исследовательский институт». Выполнение работ проводилось Российской антарктической экспедицией. Финансирование по первому направлению осуществляло Минэкономразвития; направления 2-5 финансировались отдельной строкой бюджета России. (Предполагаемая общая стоимость проектов до 2012 г. составляла около 2 млрд. руб.)

Выполнение основных задач подпрограммы было связано не столько с научной деятельностью, которая не прекращалась и в 1990-е годы, сколько с реформированием всей сложившейся инфраструктуры полярных станций. Однако эта проблема, являющаяся самой острой для российских антарктических исследований, не могла быть решена в рамках достаточно ограниченного финансирования и неясности государственных приоритетов. В итоге необходимость ускоренной и безотлагательной модернизации всего комплекса российских антарктических исследований к 2010 г. стала совершенно очевидной. 

В настоящее время из примерно 45 действующих международных научных станций России принадлежит пять (Беллинсгаузен, Восток, Мирный, Новолазаревская, Прогресс), на которых работают 150-200 человек. Еще четыре станции находятся в законсервированном состоянии (Дружная, Ленинградская, Молодежная, Русская; их предполагается расконсервировать в рамках ФЦП «Мировой океан»). По количеству станций Россия опережает многих, однако в последние годы все чаще стал подниматься вопрос и о качестве отечественных научных баз (в первую очередь - о качестве жизни полярников). В январе 2009 г. на станцию Восток вылетела специальная делегация депутатов Госдумы РФ и ученых, возглавляемая представителем президента РФ по вопросам международного сотрудничества в Арктике и Антарктике, «главным полярником страны» Артуром Чилингаровым. В задачи этой почти экстремальной поездки, названной «Антарктида-2009», входила по возможности объективная оценка состояния действующих российских станций, знакомство с бытом и проблемами полярников, посещение иностранных станций. В итоге предполагалось подготовить предложения по улучшению условий жизни и работы людей, их социальному обеспечению, а также комплексному переоснащению исследовательских баз. 

Выводы участников экспедиции были неутешительны. Директор Института географии РАН, академик Владимир Котляков отметил, что на российских станциях практически ничего не изменилось за прошедшие 50 лет, в то время как другие страны вели активную работу и модернизировали свои базы. На чилийских станциях есть банк, школы и больницы c родильным отделением; норвежцы предлагают продавать высокотехнологичные услуги станции Новолазаревская, не имеющей ни спутниковой антенны, ни Интернета; индийская станция, еще 20 лет назад погребенная под снегом, сегодня полноценно работает и оснащена новейшим техническим оборудованием. (46) Новая китайская станция, открытая в январе 2009 г. на самой высокой точке Южного полюса, располагает спутниковой связью и выходом в Интернет для оперативного обмена научными данными (стоимость проекта составила 37 млн. долларов). По сообщениям китайской прессы, это только начало масштабной исследовательской программы Китая в Антарктике. (47)

Состояние научно-исследовательских баз не является случайным показателем. «Все те проблемы, которые существуют в России, безусловно существуют и в Антарктиде», - заявил начальник Российской антарктической экспедиции Валерий Лукин, комментируя влияние кризиса на реализацию антарктических программ. Объем финансирования в 2009 г. фактически сократился на 21-22 % и составил около 800 млн. рублей, полярникам было предложено экономить на связи, топливе, покупке запчастей. Кризисное сокращение коснулось производства новых самолетов на лыжно-колесном шасси и грузо-пассажирских самолетов, позволяющих летать из Кейптауна на антарктический материк без дозаправки. Круглогодичная станция Прогресс, модернизация которой ведется с перерывами с 2000 г., вероятнее всего, попадет в список антарктических долгостроев. В перспективе на Прогресс, вблизи которой находится взлетно-посадочная полоса, планировался перенос транспортного узла со станции Мирный. (48) К сожалению, материала о том, как что-то удалось профинансировать, построить, модернизировать из уже имеющегося, в отечественной прессе практически нет. При этом основным лейтмотивом выступлений депутатов, вернувшихся из антарктического турне, была мысль: «Это нельзя отдавать. Это нельзя отдавать, в том числе потому, что там многие остались из тех, кто не вернулся» (А.Чилингаров). (49) Трудно не согласиться, особенно, если почитать работы известного полярного исследователя А.Ф.Трёшникова, руководителя первых экспедиций. (50) Однако есть и реалии сегодняшнего дня.

Несмотря на то, что Россия фактически располагает девятью станциями и занимает седьмое место по уровню финансирования антарктических исследований, уступая только США, Японии, Великобритании, Германии, Австралии и Китаю, ее сравнительно высокая «планка» во многом обеспечивается полученным «наследством», которое в то же время требует комплексного пересмотра, постановки новых целей и задач, возможно, более скромных, чем раньше, но более реалистичных, адекватных сложившейся ситуации. При этом необходимо учитывать, что другие страны уже обладают собственной стратегией и тактикой антарктических исследований, и рождалась эта стратегия, что очень важно, в соответствии с реальными современными возможностями и потенциалом.

В настоящее время в Антарктиде активно работают 29 стран мира, большинство из них имеют круглогодичные станции (Австралия, Аргентина, Бразилия, Великобритания, Германия, Индия, Испания, Италия, Китай, Новая Зеландия, Норвегия, Польша, США, Украина, Уругвай, Финляндия, Франция, Чили, ЮАР, Южная Корея, Япония). (51) Об открытии своих исследовательских баз на Южном полюсе думают Чехия, Казахстан и Белоруссия. (52) В то время как Россия пока только заявляет о необходимости кардинального переоснащения станций и социальном обеспечении работающих там людей, амбициозные и хорошо финансируемые программы изучения континента и акватории Южного океана имеют Великобритания, США, Германия, Чили, Аргентина, Япония, планируют Китай и Бразилия. 

Участников российской экспедиции Госдумы поразило, что чилийский сектор Антарктики на картах Чили обозначен как территория страны, и также хорошо приспособлен для нормальной жизни. Хотелось бы добавить, что к работам по обеспечению его функционирования активно привлекаются и национальные вооруженные силы. Для этого вида деятельности предназначены специальные подразделения чилийской армии, прошедшие альпинистскую и горно-спасательную подготовку, а также части расположенной в Ранкагуа авиационной бригады. Армейские подразделения, дислоцированные в районе Пунта-Аренас (одном из самых южных и малоприспособленных для жизни регионов на планете) оказывают постоянную поддержку и помощь чилийским полярникам. Именно военные обеспечивают развитие инфраструктуры поселка «Вилла де лас Эстрельяс», расположенного в «чилийской» Антарктиде, что подчеркивает особое стратегическое значение этой территории для Чили. (53)

Аргентина также считает свой сектор «частью Департамента провинции Огненная земля и Антарктида», с денежной единицей – аргентинским песо и испанским языком в качестве национального, развивает серьезные научно-исследовательские программы, имеет свой ледокол, транспортную поддержку ВМФ и ВВС. (Хотя доставку грузов на самую южную в Антарктиде станцию «Генерал Бельграно II» по заказу аргентинского правительства неоднократно осуществляли российские моряки на дизель-электроходе и ледоколе). Решение проблемы территориальных споров с Великобританией и Чили аргентинское правительство видит в рамках дипломатических переговоров, отмечая, что отношения с Великобританией в силу исторических причин имеют совершенно иной характер, чем с Чили, и взаимовыгодное соглашение здесь практически недостижимо, однако это обстоятельство мало влияет на планы страны по укреплению своих позиций. (54)

В октябре 2009 г. НАСА заявила о начале полетов над зоной Антарктиды и Южного океана, которые будут осуществляться в рамках исследовательской программы «Ледяной мост». Эта миссия, именуемая «самой крупной воздушной научной операцией», имеет целью составление точных прогнозов о влиянии антарктических льдов на уровень воды в мировом океане. Планируется совершить 17 полетов на борту самолета «Ди-си-8», который является воздушной лабораторией НАСА и оснащен самым современным исследовательским оборудованием (его базой является чилийская территория, Пунта-Аренас). Уже первый полет даст старт шестилетнему циклу антарктических исследований, в которых будут участвовать более 50 ведущих специалистов НАСА. 

Оживление международной активности и территориальных споров в регионе, нарастание противоречий вокруг Договора об Антарктике ставит ряд серьезных проблем - как перед мировым сообществом, так и перед Россией. Для России эти проблемы связаны не просто с дальнейшим финансированием научных программ и техническим переоснащением станций, но с задачей определения национальных приоритетов в том, что касается всего комплекса антарктических исследований. 

В связи с этим необходимо отметить, что безусловным положительным моментом стало принятие в ноябре 2010 г. правительством РФ новой долгосрочной Антарктической стратегии России на период до 2020 г. В этом документе в числе главных проблем названы: отставание от мирового уровня российских антарктических проектов, особенно в области астрофизики, микробиологии, биохимии, и необходимость реконструкции постоянных станций и сезонных баз. Трудную задачу представляет также вывоз большого объема мусора и отходов, накопившихся за годы работы станций. Признавая факт отставания российских разработок, новая стратегия предполагает строительство пяти научно-исследовательских судов до 2030 г., расширение программы наблюдений на станциях, внедрение новых технологий и автоматизированных средств работы. Также в Антарктиде планируется установить дополнительные станции навигационной системы ГЛОНАСС для развития космической деятельности РФ. На финансирование новой стратегии до 2020 г. будет выделено 60,5 млрд. рублей. (55) Насколько успешным станет выполнение долгосрочной стратегии – покажет будущее, однако ее принятие стало долгожданным примером внимания государства к отечественным исследованиям Южного материка.

 

Таким образом, специфика антарктического региона состоит в том, что любые научные проблемы очень тесно соприкасаются здесь с геополитическими и правовыми аспектами, решение которых невозможно без признания роли и значимости международных договоренностей. Подобный комплексный подход уже позволил человечеству, несмотря на обстановку «холодной войны», разработать, ратифицировать и много лет выполнять антарктический Договор 1959 г. Хочется верить, что этот уникальный опыт не пропадет в реалиях XXI века.

 

---

Основные результаты исследования

1. Геополитическая обстановка в Западном полушарии в начале ХХI века существенно изменилась. Геополитические сдвиги, имевшие место в этом районе мира в первом десятилетии нынешнего века не только серьезно пошатнули сформировавшуюся во второй половине ХХ века систему международных отношений, но и вывели на авансцену новых политических акторов, которые воспользовались ситуаций для формирования новых долговременных структур связей. В результате образовалась весьма мозаичная картина, на которой одни группировки как бы накладывались на другие, а вектора их движения было весьма непросто определить. 

2. Вступила в полосу очередного и, по-видимому, затяжного кризиса старейшая региональная система современного мира - межамериканская. Об этом свидетельствовал и провал суперпроекта АЛКА, и кризис «системы безопасности демократии», что ярко продемонстрировало ее фактическое бездействие в условиях военного переворота в Гондурасе в 2009 г., также как и неэффективные попытки снять санкции с Кубы.

3. В 2005 г. с новой широковещательной инициативой выступила Бразилия. Президент этой страны И. Лула да Силва (далее Лула) выдвинул проект формирования в Южной Америке автономного полюса мировой политики - Союза южноамериканских государств (УНАСУР). Более того, в его рамках было предусмотрено создание собственного Совета обороны. Это в еще большей степени поставило под вопрос будущее ОАГ. Напомним, что существующий в ее рамках Межамериканский совет обороны более чем за полвека, по сути, так и не превратился в дееспособный орган.

4. В целом Бразилия в последние годы успешно освоила роль второго центра силы Западного полушария. Само геоэкономическое пространство Западного полушария все более делится на две части. Центральная Америка и Карибский бассейн, вслед за Мексикой через механизм Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА), все больше втягиваются в американскую «экономическую воронку». Государства, сгруппировавшиеся вокруг Бразилии в рамках УНАСУР, наоборот стремятся не только укреплять связи между собой, но и создавать внерегиональные механизмы сотрудничества. 

5. Как представляется, тенденция к формированию в Западном полушарии двух центров силы и все большему их размежеванию в предстоящие два десятилетия будет набирать обороты. Этому в немалой степени будет способствовать все более рельефное присутствие в Латинской Америке как традиционных внерегиональных партнеров (ЕС, Япония), так и относительно новых акторов – в первую очередь КНР, а также России, Индии, ЮАР и Ирана.

Активное наступление Китая заслуживает особого внимания. Еще несколько лет назад демонстративно стремясь проводить в латиноамериканском регионе политику «низкого профиля», в последние годы КНР не скрывает своих экономических и политических амбиций. При этом ставка делается на ресурсообеспеченные страны – Бразилию, Аргентину, Венесуэлу, Боливию. Привлекает внимание не только динамика проникновения на латиноамериканские рынки (за прошедшее десятилетие объем торговли возрос почти в десять раз). На саммите АТЭС в Сантьяго (Чили, 2004 г.) китайский лидер Ху Цзиньтао заявил о намерении инвестировать в этот регион в предстоящие десять лет 100 млрд. долларов. 

Формирование мощного геополитического «моста» между Поднебесной и южноамериканскими гигантами, предусматривающего создание трансокеанских коридоров с использованием в качестве своеобразной тихоокеанской платформы Чили и Перу – вопрос лишь времени. Это способно не только заметно повлиять на физическую интеграцию региона, но и в целом повысить его экономический и политический статус в мировой иерархии.

6. Постепенно вышел из латентной фазы и такой мощный геополитический фактор как массовая миграция населения. Мощная миграционная волна с Юга на Север Западного полушария не только способна существенно изменить этнический и конфессиональный характер США, но и создать весьма взрывоопасную обстановку межу «пограничными цивилизациями» (и особенности в американо-мексиканских отношениях). Более того, этнические диаспоры способны оказывать все возрастающее влияние на политику самой мощной державы планеты.

7. Несмотря на урегулированность ряда территориальных споров, буквально опутавших латиноамериканский регион еще с ХIХ века, ряд из них по своей значимости выходит за региональные рамки. Речь идет о пока «замороженном» конфликте вокруг Антарктики. Целый ряд государств уже «расчертил» свои сектора на шестом континента, которые накладываются друг на друга. В перспективе в условиях разработки минеральных ресурсов континента, а также все обостряющейся проблемы пресной воды Антарктида может стать очагом крупного международного конфликта.

8. По-прежнему потенциально наиболее взрывоопасным в Латинской Америке остается треугольник Боливия-Чили-Перу, связанный с претензией первой вернуть себе утерянный в ходе II Тихоокеанской войны конца ХIХ века выход к Тихому океану. К этому следует добавить и неурегулированность проблемы морской границы между Перу и Чили, что периодически приводит пограничным инцидентам. И хотя стороны уже обратились в Международный суд в Гааге, решение этого вопрос, как представляется, затянется, а на фоне этого в регионе есть признаки начала новой гонки вооружений, что, безусловно, лишь усложнит проблему.

 

---

Примечания

* М. Селая несколько неожиданно для многих «присоединил» в 2008 г. Гондурас к лево радикально ориентированной АЛБА.
** Эмбарго было отменено администрацией Б. Клинтона лишь в 1997 году.
*** Основан в 1991 г. Бразилией, Аргентиной, Уругваем и Парагваем. Позднее в качестве ассоциированных членов к МЕРКОСУР присоединились Боливия, Чили, Перу и Венесуэла.
**** На момент написания статьи Конгресс Парагвая так и не ратифицировал упомянутый договор, мотивируя свою позицию «вмешательством режима У. Чавеса во внутренние дела других стран».

1. El Nuevo Herald, Lunes, 08.16.10
2. El Nuevo Herald. Miami, 07.06.2010
3. United States Immigration and Naturalization Service, Annual Report 1945.
4. Solimano A. Globalización y migración internacional: la experiencia latinoamericana // Revista de la CEPAL. N 80, agosto 2003. Santiago de Chile, p. 60.
5. Хангтингтон С. Кто мы? М., 2004, с. 387.
6. Там же, с. 350.
7. Голунов С.В. Безопасность американо-мексиканской границы: опыт пограничной политики США // США и Канада: экономика, политика, культура. М., 2008. № 4, с. 38.
8. Иванов О.А. Иммиграционная реформа в США: проблемы и противоречия // США и Канада: экономика, политика, культура. М., 2008, № 6, с 77.
9. Estimates of the Unauthorized Immigrant Population Residing in the United States: January 2009.
10. The Associated Press. 11.11.2010.
11. Под влиянием кризиса объемы переводов в Мексику значительно сократились, для сравнения: в 2008 г. их объем составлял около 26 млрд долларов. По данным Всемирного банка на конец 2010 г. в мире 1-е место в этом ряду занимала Индия – 55 млрд дол., 2-е – Китай – 51 млрд долларов, Мексика – 3-е место.
12. Л.И.Никовская. Сложносоставной конфликт как инструмент анализа трансформации кризиса. – Полис, 2009, № 6.
13. A.Guzmán. Historia de Bolivia. La Paz, 1981, p.222.
14. Межгосударственные отношения в Латинской Америке. М., 1977, с. 278-280.
15. К.Н.Сапожников. Боливийские метаморфозы. – Латинская Америка, 2008, № 5, с.84.
16. Ed. Mercado Jarrin. Un sistema de seguridad y defensa sudamericano. Lima, 1989, p.122.
17. L.Maira. Dilemas internos y espacios internacionales en el gobierno de Evo Morales. – Nueva Sociedad, N 209. Mayo-junio de 2007, p.74.
18. J.Escobari Cusicanqui. El derecho al mar. La Paz, 1979, p. 227.
19. Mila Francisco F. La cuestión marítima en la política exterior de Chile y Bolivia. - Diplomacia, N 118. Enero-marzo 2009. Santiago de Chile, p.56-57.
20. La Paz -La Razón. 23 de marzo, 2005.
21. «Два года демократической и культурной революции в Боливии» (научный коллоквиум в ИЛА РАН). – Латинская Америка, 2008, № 4, с.27.
22. G.Figueroa Hernández. Chile y Bolivia en el Mercosur: análisis y perspectivas. – Diplomacia, N 118. Enero-marzo 2009. Santiago de Chile, p.98.
23. www.gobiernodechile.cl/especiales/mensaje-presidencial-21-de-mayo.
24. www.infolatam.com/2010/08/18/
25. Francisco Pineda. Evo Morales. El cambio comenzó en Bolivia. Vida, pensamiento y acción de gobierno del primer Presidente indígena. - España, 2007, p.158; www.telesurtv.net/noticias/secciones/.
26. http://www.infolatam.com/2010/10/19/
27. J.Javier Gorostegui Obanoz. Los tratados estructurantes en las relaciones vecinales de Chile. - Diplomacia, N 118. Enero-marzo 2009. Santiago de Chile, p.44.
28. Подробнее об этом см.: Г.В.Заев. Политика Сантьяго в Западном полушарии при М.Бачелет (2006-2010). – Латинская Америка, 2010, № 6, с. 37-39.
29. В.В.Голицын. Антарктика: тенденции развития режима. М., 1989, с.13.
30. Географический справочник ЦРУ. Екатеринбург, 2004. С.37.
31. Принцип «Общего наследия человечества» был провозглашен Конвенцией ООН по морскому праву в 1982 г. в отношении морского дна и его ресурсов, находящихся за пределами действия национальной юрисдикции государств.
32. Консультативными членами, помимо первых  12 стран, являются: Болгария (1998), Бразилия (1983), Германия (1981), Индия (1983), Испания (1988), Италия (1987), Китай (1985), Нидерланды (1990), Перу (1989), Польша (1987), Уругвай (1985), Финляндия (1989), Швеция (1988), Эквадор (1990), Южная Корея (1989). Присоединившиеся: Австрия (1987), Венгрия (1984), Венесуэла (1999), Гватемала (1991), Греция (1987), Дания (1965), Канада (1988), КНДР (1987), Колумбия (1988), Куба (1984), Папуа-Новая Гвинея (1981), Румыния (1971), Словакия (1993), Турция (1995), Украина (1992), Чехия (1993), Швейцария (1990), Эстония (2001) В скобках указан год присоединения к Договору.
Worldmark Encyclopedia of the Nations, 11th Edition, Gale, 2003, p.329.
33. Географический справочник ЦРУ, с.38.
34. М.И.Лазарев. Антарктика: национальный раздел или интернациональный подход? – Латинская Америка, 1990, № 12, с. 97.
35. Это Конвенции: «О мерах по защите антарктической фауны и флоры» (1964); «По охране антарктических тюленей» (1972); «По охране живых морских ресурсов Антарктики» (1980).
36. Новая Российская энциклопедия. Т.II. С.460.
37. Worldmark Encyclopedia of the Nations, 11th Edition, Gale, 2003, p.329.
38. М.И.Лазарев. Антарктика: национальный раздел или интернациональный подход? – Латинская Америка, 1990, № 12, с. 98.
39. В.В.Голицын. Антарктика: тенденции развития режима. М., 1989, с.15-17.
40. Считается, что эти участки были получены в результате папских булл 1493 г., 1506 г. и Тордесильясского договора 1494 г., разделившего колонии между Испанией и Португалией.  В момент провозглашения независимости  в 1810 г. все права и территории, числившиеся за Испанией, законно перешли к Аргентине и Чили.
41. Овлащенко А.В. Формирование арктической политики ЕС. – Мировая экономика и международные отношения, 2009, № 7, с.35.
42. См. об этом: Л.В.Дьякова. Антарктика: геополитические, этические, правовые аспекты и перспективы России. – Латинская Америка, 2010, № 8, с.47- 48.
43. http://www.aari.nw.ru/Antartic50th/rusinAntarticaReview.html
44. http://www.aari.aq/docs/info_general_ru.html
45. http://www.aari.aq/docs/info_general_ru.html
46. http://www.rosbalt.ru/2009/01/29/613913.html; http://www.izvestia.ru/news/news196893
47. http://www.rosbalt.ru/2009/01/28/613413.html
48. http://www.rosbalt.ru/2009/01/26/612909.html
49. http://www.rosbalt.ru/2009/01/29/613913.html
50. См., например:Трешников А.Ф. Вокруг Антарктиды. Л., 1970; Трешников А.Ф. Зимой в Южном океане. Л., 1976;  Трешников А.Ф. Антарктида: исследования, открытия. Л., 1980; Трешников А.Ф. Мои полярные путешествия. М., 1985.
51. Географический справочник ЦРУ, с.37.
52. http://www.rosbalt.ru/2009/01/28/613413.html
53. http://www.ejercito.cl/contribuyendo_desarrollo/materias_antarcticas.
54. Dirección Nacional del Antártico:Bases (http://www.dna.gov.ar/)
55. http://eco.rian.ru/nature/20101021/287819119.html